Новый взгляд

Аутизм как компонент психического и личностного развития на этапах детства, отрочества, юности

Аутизм в отношении нормального человека трактуется как форма психологического обособления, выражающаяся в стремлении к уходу от контактов; при этом индивид погружается в собственный мир воображения, фантазий и грез.

Термин «аутизм» ввел Э. Блейлер в 1911 году. Этот термин у Э. Блейлера служил для обозначения состояний ухода из внешнего мира и преобладанием внутренней жизни, построенной на аффективных переживаниях человека. Э. Блейлер для обозначения психических нарушений, связанных со снижением возможности человека произвольно управлять своим мышлением, ввел еще один дополняющий термин — аутистическое мышление [1]. Согласно видению Э. Блейлера, «аутистическое мышление в общем и целом практически является поиском представлений, окрашенных удовольствием и избеганием мыслей, связанных с болью…

Два принципа аутистического мышления по Э. Блейлеру

Аутистическое мышление управляется двумя принципами, которые при отрицательных аффектах противоречат друг другу, при положительных аффектах совпадают в своем действии:

1. Каждый аффект стремится удержаться. Он прокладывает пути для соответствующих ему представлений, придает им преувеличенную логическую ценность, и он тормозит проявление противоречащих представлений и лишает их свойственного им значения. Таким образом, веселый человек гораздо легче ассимилирует веселые идеи, чем печальные, и наоборот.

2. Мы устроены таким образом, что мы стремимся получить и сохранить приятное, а следовательно, и окрашенные удовольствием представления, неприятного же мы избегаем» [2]. Представления, окрашенные неудовольствием, вытесняются и забываются. Интенсивные аффекты приводят человека к крайним состояниям: депрессия создает бред самоуничижения; эйфория — бред величия.

В то же время Э. Блейлер рассматривал аутизм и как состояние здорового человека, как его индивидуальную особенность, связанную с предпочтением внутренней жизни жизни внешней.

Э. Блейлер интересен нам своим видением аутизма как нормы, как особой психической жизни нормального человека. Минуя трактовку аутизма в сновидениях, обратимся к его видению аутистического мышления. «Аутистические мысли могут являться беглыми эпизодами длительностью в несколько секунд, однако, они могут заполнять собою всю жизнь и почти совершенно вытеснить действительность, как это имеет место у слабоумного шизофреника, который живет лишь в своих грезах и позволяет себя кормить и одевать. Между этими крайностями существуют всевозможные переходы» [3].

Э. Блейлер первым указал на аутизм здоровых — детей, молодых и взрослых людей. При этом он настойчиво показал, что аутистическое и реалистическое мышление нормальных людей имеют разную степень доминирования и выраженности.

Аутизм объясняет и феномены нормальной психики

Понятия «аутизм», «аутистическое мышление» и производные от них термины и сегодня используются для описания и объяснения нормальной психики и широкого круга психических расстройств [4]. В науку введено также понятие «аутистическая проекция» [5], которая имеет в виду проецирование содержания потребностей на воображение.

Корреляция аутизма с типом личности

Аутизм имеет: свои особенности, коррелирующие со спецификой протекания психических функций; особенности, коррелирующие с типом личности.

Некоторый уход из реальности существует у здорового человека, когда он естественно обращает себя к своим нереализованным желаниям, к своим аффектам и проблемам. В этом случае он строит себе воздушные замки и создает желаемые ситуации, которыми управляет по своему усмотрению. В большинстве случаев такой уход из реальности является волевым актом и здоровый человек возвращается в реальный мир как только потребует действительность.

Понимание аутизма здоровых детей, подростков и юношества

Мы понимание аутизм как естественный компонент психической деятельности и психического развития человека на этапах детства, отрочества, юности.

Привлекательность аутических состояний

Наблюдая здоровых детей, подростков и молодежь в их повседневной жизни, мы непрестанно отмечаем не только их стремление активно взаимодействовать с другими людьми и животными, идентифицироваться с ними, но и их упорное стремление в какие-то моменты обособиться от реального окружения и погрузиться в свои аутические состояния. Эта форма обособления названа нами психологическим капсулированием.

Психологическое капсулирование имеет принципиальное значение для индивидуальной психической жизни человека во все периоды его онтогенеза. «Уходя» от окружающих его людей, ребенок, подросток, юноша, во-первых, создают специфические состояния, в которых они отчуждаются от внешнего мира и погружаются во власть спонтанно возникающих и постоянно перемежающихся зрительных образцов, подчас субъективно более ярких и выразительных, чем многоцветье и разнообразие природных и рукотворных предметов; во-вторых, входят фантастическим образом из своего внутреннего мира в реальный как в иной мир, где они совершают ирреальные по скорости и неожиданности перемещения в изменяющихся перспективах пространства и переживают непривычные рефлексии, как бы паря над миром; в-третьих, проживают заново образно воссоздаваемые обстоятельства значимого события, тем самым снимая напряжение первичного аффекта; во-четвертых, уходя в воображаемую ситуацию, они обретают те духовные силы и упражняют те социальные навыки, которых им недостает в реальной жизни; в-третьих, в-пятых, по своему усмотрению они пользуются своей волей для того, чтобы ситуации аутистического и реалистического мира были обратимы.

Все виды метаморфоз сознания человека носят глубоко индивидуальный характер, что зависит от врожденных особенностей органов чувств, особенностей развития мышления, личностных особенностей, развивающихся в процессе онтогенеза. Обычно нормальный ребенок, отрок, юноша не стремятся вынести свои, построенные на аффектных переживаниях, внутренние субъективные состояния на суд своих сверстников или близких взрослых. Взрослых это, как правило, пугает, а сверстники выражают недоумение и непонимание. Порыв поделиться насчет подобных переживаний быстро тормозится и становится исключительно достоянием внутреннего мира. Дело в том, что в человеческой культуре отслеживается прежде всего внешнее поведение, его соотнесенность с социальными ожиданиями и ценностями. Взрослые в своем большинстве как будто забыли особенности внутренней психической жизни в своем детстве и отрочестве. Другие дети и отроки могут плохо рефлексировать на естественно происходящие психические процессы и потому чувствуют свой внутренний мир соответствующим сложившимся социальным ожиданиям. Кроме того, среди людей (как в детстве, так и на последующих стадиях жизни) существует огромное разнообразие вариантов соотношений реалистического и аутистического видения. Однако в отличие от болезненного аутизма нормальные дети, отроки и юноши владеют механизмами аутистического и реалистического мышления и используют их себе в удовольствие и утешение, и для практической пользы.

В рамках нормы возможны все виды аутистических состояний

Исходя из своего опыта работы с нормальными детьми, отроками и юношами мы выражаем согласие с В.Е. Каганом, который писал о том, что «в рамках нормальной психики возможны все виды аутистического мышления при сохранении возможности произвольного управления им, тогда как в патологии эта возможность нарушается или утрачивается» [6].

В норме здоровый ребенок «уходит» во внутренний мир, не заботясь о том, что его могут наблюдать сторонним взглядом. Он как бы проваливает в другое измерение и не отзывается сразу на зов, а услышав, прежде чем очнуться по-настоящему, старается удержать очарование спонтанных образов.

Аутистический способ психической жизни

Подросток и юноша создают в своем воображении свой «уникально» представленный мир, который они уже оберегают от сторонних взглядов специально.

Аффективные предпочтения, желаемые, но не дающиеся обладанию, могут привести ребенка, подростка и юношу к аутистическому способу психической жизни. Особенно, если реальная жизнь не дает возможности реализовать себя среди других людей. В этом случае индивид начинает сосредотачиваться на своих желаниях и избегать контактов с людьми. Однако аффективные предпочтения, организующие внутреннюю жизнь индивида, поглощая эмоционально, не исключают его взаимодействия с окружающими людьми.

Итак, возникающее у здорового человека спонтанное капсулирование мы будем называть нормальным (естественным) аутизмом, как феномен, присущий человеку, прежде всего на этапах его физического роста и психического созревания.

В каждом возрасте наблюдаются свои особенности аутизма — его протекание и содержательное наполнение.

Обратимся к анализу типичных проявлений здоровых детей, подростков, юношества.

Пятилетний Илюша живет со своими родителями, бабушкой и дедушкой. Он — единственный ребенок. Наследственность не отягощена.

Как-то мальчик вообразил себе свою собаку, с которой он стал постоянно общаться. Он был очень зависим от своего воображаемого Рекса. Просыпаясь по утру, он помнил, что собаку надо выгуливать. Поэтому он выходил на улицу, пропуская свою собаку вперед и требуя от окружающих внимания к этому животному: Рексу надо было предоставить место в лифте, в дверях, в помещении. Ее присутствие следовало постоянно учитывать и считаться с ним. В этом случае мальчик был доволен и счастлив.

Переполошенные родители начали в панике подумывать о ранней шизофрении… В действительности на фоне половой идентификации, соответствующей его возрасту, пятилетний мальчик выбрал для подражания старшего мальчика, который уже заканчивал школу. Нередко они гуляли во дворе, беседуя о том о сем. У старшего мальчика была собака, которая всегда была рядом с ними. Илюша замирал от счастья в этой компании. С каким обожанием он смотрел на своего старшего товарища и его овчарку!

Для Илюши история с собакой была единичной историей, и она закончилась благополучно: ребенок переключился на новые впечатления. Он оставил свою воображаемую собаку своим воспоминаниям.

Пятилетний Вячеслав — единственный ребенок в семье. Внешне он вполне счастливо и благополучно живет в своей полной, интеллигентной семье. С ним рисуют, читают и рассматривают детские книги и книги по искусству, ходят в театры и музеи. Детские воспитательные учреждения не посещает. Наследственность не отягощена.

К этому возрасту родители узнали, что сын любит свои визуальные образы, которые возникают обычно при закрытых глазах, когда он ложится спать. Более ярко и интересно для него эти образы проявляются вечером, перед ночным сном.

Он говорит о том, что «цвета» возникают, когда он закрывает глаза. При этом очень яркие. Цвета иногда стоят перед ним как на картинке, но часто закручиваются, приближаясь и отдаляясь. Мальчика привлекали без конца меняющиеся картины. Иногда они вызывали восторг и радость. Иногда — страх и беспокойство. При этом даже страх был каким-то особенным: «Я как будто боюсь, но все-таки не боюсь. Мне приятно переживать эти чувства». Безусловно, «цвета» сами по себе не могут быть без формы — очерченной четко или расплывчато. Однако мальчик всякий раз говорит «цвета».

Вячеслав любит свои визуальные видения и, когда ложится спать, наговорившись с мамой или папой, в конце концов заявляет: «Спокойной ночи! Буду смотреть мои любимые цвета».

Позже, в семь лет, Вячеслав стал говорить о том, что он летает среди своих цветов и путешествует в их пространстве. При этом он выражает большое удовольствие от переживаемых состояний. Ребенок, таким образом, видит внутренним взором не только цвета и формы, но и пространственную соотнесенность визуальных объектов, которую он воспринимает как бы с двух позиций: с точки зрения статического наблюдения и с точки зрения свободного «полета», когда зрительное поле меняется благодаря иллюзии передвижения тела в пространстве. Состояние свободного «парения» человек может переживать и во сне. Оно близко спонтанным особенностям психической деятельности как в состоянии некоторой релаксации, так и в состоянии сна.

Общаясь по специально разработанной технологии с выраженно аутичными детьми, мы установили, что Вячеславу такая его загруженность визуальными образами приносит чувство удовлетворения. Он научился удерживать образы и полу-спонтанно, полу-произволъно манипулировать ими — приближая и отдаляя отдельные их фрагменты, скользя (как бы в полете) среди них. Он умеет входить туда и выходить оттуда, чем очень гордится. В обычные моменты жизни мальчик активно занят игрой и всякой детской деятельностью. Прекрасно общается со сверстниками и взрослыми.

Он не соскользнул в аут патологических состояний

Психологическое сопровождение ребенка в течение ряда лет и работа по специально созданной для нормальных детей с выраженными аутистическими тенденциями программе не дали соскользнуть мальчику в аут патологических состояний. Вячеслав сегодня уже молодой человек. Он учится в колледже, помнит свои детские пристрастия и считает, что «Все было нормально. Здорово!».

Мы часто наблюдаем, как малые дети «заигрываются» — целиком уходят в воображаемый мир своих детских грез и «не слышат» обращений и призывов взрослых. Здесь надо помнить, что ребенку подчас бывает трудно переключиться из одного состояния (аутического мышления, воображения, направленного на внутренние образы) в другое состояние, мобилизующего готовность к коммуникации с реальными людьми. В период «заигрывания» дети нуждаются во внимательном отношении к их состоянию, нельзя допускать насмешку и иронию, но нельзя допускать и умиление по поводу «столь удивительной способности» — быть так глубоко включенным во внутренний мир.

У малого ребенка отсутствует опыт реалистического мышления и адекватного включения в непосредственное живое общение с находящимися рядом людьми. Его психика произвольно то погружает его в мир бессознательно возникающих образов, то включается в решение реальных проблемных ситуаций, возникающих в действительности. Когда аффект приобретает исключительное значение, а ребенок не в состоянии решить свою проблему, он может перейти в пространство, подвластное аутизму. Именно здесь ребенок учится произвольно вызывать окрашенные удовольствием представления.

Однако ребенок в этом отношении еще начинающий. С возрастом способность к аутистическим представлениям и способность к проживанию в пространстве, питающем аутизм, развивается. Движение к обретению разных впечатлений, опыт эмоциональной жизни обогащает параллельно и сферу аутистических представлений нормальных людей.

Владение волевыми актами, управляющими уходом и возвращением из аутизма

Здоровому ребенку аутизм свойственен как составная часть мышления и воображения, как непроизвольная, спонтанно возникающая психическая деятельность создания ярких реальных, воображаемых и «смутных» образов. Здоровый ребенок, однако, легко овладевает волевыми актами, позволяющими ему уходить в состояние аутизма и возвращаться в реальный мир.

Для нормального ребенка аутистический уход из реального мира может быть спонтанным действием, но может быть и активным волевым актом.

Аутизм как психическое заболевание

Совсем другое дело аутизм внутри психического заболевания.

Мимика аутичного ребенка представлена типичными выражениями, которые описываются как вдумывающееся, задумчивое, сонное, «лицо принца». Такой ребенок обнаруживает сильную потребность в сохранении неизменности окружения (феномен тождества). У него нарушены предметные отношения. В игре он часто использует предметы домашнего обихода, а не игрушки. При этом обращение с предметами в игровой деятельности ригидно, негибко. Игра в целом не символическая и лишена воображения.

Нарушения понимания ситуации и эмоций окружающих могут зависеть от особенностей восприятия и переработки информации, визуальной агнозии, нарушения синтеза элементов восприятия. В качестве возможных ведущих нарушений обсуждаются: «сенсорный дефект», «ограниченная перцепция», «дисфункция рецепции», «дефект интеграции сенсорных стимулов», «дефект восприятия и переработки информации», «дефект центральной обработки информации», «перемещение познавательного развития с экстеро- на итероцептивные структуры личности» и др. Эти явления, как полагают специалисты, могут приводить к гипо- или гиперреакциям, сочетающимся или встречающимся изолированно, а также к поиску раздражителей и спонтанному самораздражению для получения сенсорной и вестибулярной стимуляции.

Различают ранний инфантильный аутизм и аутистическую психопатию. В обоих случаях нарушен зрительный контакт — избегание взгляда другого человека. Поведение беспокойно и странно.

Детский аутизм на уровне психического заболевания достоверно преобладает у мальчиков. Здесь в силу исключительной уникальности авторских рефлексиц приведем описание дестких состояний шведки Ирис Юханссон, которой был поставлен диагноз «ранний детский аутизм» [7].

Эта женщина благодаря любви и терпению ближних, а также собственным гигантским усилиям компенсировала себя настолько, что стала доброжелательным, тонко чувствующим других человеком, полезным для слабых и немощных духом.

В детстве, однако, она была глубоко аутичным ребенком.

Из личных воспоминаний Ирис

«Ирис оставалась Ирис, она не была в мире. Когда кто-то пытался войти с ней в контакт, испытывал к ней какие-то чувства и эмоционально обращался к ней, человек «исчезал» для нее. «Он», «Она» становились вещами, довольно быстро превращались в ничто, становились неподвижными, невидимыми. Опять пустота и стремление «наружу» (Ирис так называла стремление внутрь! — В.М.).

Говорили, что Ирис была мила и очаровательна, у нее были длинные, светлые, непослушные волосы. Рассказывали, что она очень боялась людей, которые хотели прикоснуться к ней, обнять ее, поиграть с ней. Она выворачивалась, как угорь, уползала и пряталась в каком-нибудь укромном месте. Она могла исчезнуть на несколько часов.

Мир опрокидывался толпами страшных людей

В мире девочки эти неприятности были так невыносимы. Это было, как будто кто-то «опрокидывал» весь ее мир, как будто ее вовлекли в какое-то действо, в котором участвовали толпы страшных людей, как в доме с привидениями, где в любую секунду может случиться самое что ни на есть отвратительное. Она кричала, билась, ударяла ногами по окружающим предметам и бежала во всю прыть. Когда она останавливалась, сердце колотилось и весь ее мир превращался в хаос ужасных звуков и картин. Она слышала слова и смех, которые врезались в голову, это было словно кошмарный сон, картины были похожи на неоновые вывески с ужасными физиономиями, которые скалили зубы и строили ей рожи. Глаза были похожи на огромные всасывающие дыры, которые пытались втянуть ее в себя. Она тряслась, стучала зубами, по щекам бежали слезы, это было так страшно.

Она шла, куда хотела или отказывалась двигаться

Она зацикливалась на определенных вещах и не могла оставить их, не хотела менять свою одежду. или шла туда, куда хотела, или вообще отказывалась двигаться. Она была упрямой, не поддающейся влиянию, резкой и агрессивной. Ее ничто не интересовало, но иногда какая-то вещь привлекала ее внимание, и тогда она легко могла разбить или разорвать ее. Она кусала людей и животных так, что они кричали как резаные, тогда она заливалась смехом .

Мир из кусочков

В восприятии девочки мир состоял из отдельных кусочков, в которых она жила и которые потом исчезали. Иногда все ее существо сосредоточивалось в глазах, и тогда она видела все.

Ее ощущения работали так, что если она фокусировалась на них, она становилась гиперчувствительной и подскакивала до потолка, стоило кому-нибудь дотронуться до нее. Любое прикосновение жгло кожу огнем. Чем осторожнее и бережнее до нее дотрагивались, тем сильнее жгло.

Если она сама что-то переживала, внутри нее возникали цветные чувства, становилось тепло, холодно, пробирала дрожь или охватывала боль разной интенсивности, появлялось множество картин и ассоциаций. Девочка часто играла так. Сфокусировавшись на кончиках пальцев, она трогала что-нибудь, на чем останавливался взгляд, сдавливала, сжимала, щипала, терла, била этот предмет и т.п., получала разные болевые ощущения и попадала в каскад зрительных — слуховых — обонятельных — вкусовых ощущений.

Иногда. (когда) другие люди подходили слишком близко, их глаза превращались в черные всасывающие дыры, их слова ударяли по ней, переворачивали все внутри, и тогда возникала новая «вспышка». Если она трясла головой или кричала, она могла перекричать то, что «наводняло» ее, и оно вскоре проходило. В голове воцарялся замечательных хаос. Это часто давало «хорошую боль», облегчающую боль, которая стирала все неприятные впечатления, наполнявшие ее» [8].

Ирис часто избегала взоров. Внутри нее возникали слова, их значения все время менялись. Временами она приходила в такое чувство, которое делало ее невесомой и она «выскальзывала» из реальности. Появлялись друзья — персонажи ее воображения, — кто-то посылал мысль: «Играем в спуск по стене». Все «выпадали» из бойницы и «катились» по стене. Кто-то взлетал, показывал движение. Остальные делали также. Все это происходило в аутичном сознании Ирис. Она старалась удержать свои позитивные аффекты и насладиться ими. Однако она же получала удовольствие и от неприятных и болевых ощущений.

Различия в аутизме здоровых и психически больных детей

Приведенные случаи индивидуальных проявлений аутизма в норме и патологии детства показывают, как много общего и в одних, и других состояниях. Здесь мы не заняты соотнесением «нормального» и «патологического» детского аутизма. Нам необходимо еще раз выделить их принципиальные различия.

Здоровый ребенок может находиться в ауте. И дело тут не во времени протекания состояния аутизма, а в качестве перехода из состояния аутизма в состояние готовности к реальному контакту. Здоровый ребенок способен к произвольному управлению своими психическими движениями в состоянии внутренней жизни и в состоянии взаимодействия с окружающими его людьми.

Именно это принципиальное отличие здоровых детей мы и будем иметь в виду при дальнейшем обсуждении аутизма как компонента психической деятельности и психического развития.

1. Блейлер Е. Аутистическое мышление: Пер. с нем. Одесса, 1927.
2. Блейлер Э. Аффективность, внушение, паранойя. М., 2001. С. 169—170.
3. Там же. С. 178.
4. Березин Ф.Б., Мирошников М.П., Рошанец Р.В. Методика многостороннего исследования личности. М., 1976; Каган В.Е. Аутизм у детей. Л., 1981.
5. Бурлачук Л.Ф. О проекции как принципе построения методов исследования личности // Проблемы диагностики психического развития. Таллин, 1974.
6. Каган В.Е. Аутизм у детей. Л., 1981. С. 11.
7. Юханссон И. Особое детство. М., 2001.
8. Там же. С. 61—65.

«Развитие личности» // Для профессионалов науки и практики. Для тех, кто готов взять на себя ответственность за воспитание и развитие личности

rl-online.ru

../../Аутизм. Границы понятия

Многообразие форм, уровней, степеней социальной дезадаптации психически больных превосходит объем и значение внедренного в 1911 г. О. Блейлером и фрагментированного в последующие годы понятия «аутизма» (греч. autos — сам)*. «Аутизм — крайняя форма психологического отчуждения, выражающегося в уходе индивида от контактов с окружающей действительностью и погружении в мир собственных переживаний» (Психология. Словарь, с. 32).

Это патологическое явление хорошо известно психиатрам и достаточно часто фиксируется в клинической практике. Можно также отметить тенденцию к подмене слова «аутизм» близкими по содержанию, но не идентичными обозначениями. Очевидный терминологический казус возник в результате снижения темпов разработок «блейлеровской» проблемы и усилению позиций исследователей раннего детского аутизма Каннера. Известны различные толкования рассматриваемого понятия — «пустой и полный, бедный и богатый аутизм» (Минковски), «аутизм и отгороженность»,

«аутизм наизнанку»**, «аутистическое мышление», «аутистический бред» и

*Постепенное сокращение первоначального содержания произошло, скорее всего, произвольно - под воздействием текущего клинического опыта.

**Этот термин также предложил в 1927 г. E. Минковски - «аутистическая активность», своеобразная гиперконтактность внутренне отстраненного больного (Minkowski). Однако оно появляется еще в «Аутистическом мышлении» О. Блейлера, там, где он пишет о «шизофренике-реформаторе» (Блейлер 1981, с.113).

др. Однако принципиальных изменений оно с тех пор не претерпело и продолжает оставаться в пределах учения о шизофрении.

Хотя Блейлер рассмотрел понятие аутизма в рамках личностных содержаний, он сделал, на наш взгляд, важное научное открытие. Мы стали видеть то, что до него никто не замечал: ушедшего в свои грезы и мечты душевнобольного, а не жестокого, экспрессивного, опасного для общества безумца*. Так с внедрением в психиатрию нравственной категории возник и собственно профессиональный подход к лечению душевнобольных. Заслуга Блейлера состоит также в том, что он сумел корректно переформулировать сугубо метафизическое понятие, увидеть в феномене одиночества квинтэссенцию психической патологии.

Однако сам Блейлер не воспринял еще аутизм как собственно патологическое явление. В своем изложении он делит переживания душевнобольных на аутистические и реалистические, что, на наш взгляд, не выдерживает критики. Более того, по мнению автора, в аутистическом мышлении нет ничего такого, чего бы ни было в переживаниях нормального человека. Разница между нормой и патологией в рамках этой концепции чисто количественная: «Существуют степени аутистического мышления и переходы к реалистическому мышлению, однако в том лишь смысле, что в ходе мыслей аутистические и реалистические понятия и ассоциации могут встречаться в количественно-различных соотношениях» (Блейлер 1981, с. 116). И уже неясно, как подобное определение может обозначать специфический признак, «осевой симптом» (наряду с диссоциацией)**

*Говоря от лица одной из российских политических партий «здравого смысла», Ю. М. Лужков мимоходом произнес в телепрограмме «Время» 12. 04. 1999 г.: «Слишком много «шизанутых» здесь проявляют сверхактивность». Самый древний предрассудок, недопустимая избыточность активности, количественная характеристика психоза - упорно держится в сознании большинства (см.: Фуко, 1997). Многие врачи, знакомые с такими явлениями, как апатия, абулия, редукция энергетического потенциала и другие дефицитарные симптомы, продолжают назначать пациентам сдерживающие препараты. Один из видных теоретиков психиатрии, А. Кемпински, весьма сомнительно определяя одержимого из «Евангелия от Марка» (5, 3-10) как больного шизофренией, приводит следующую цитату: «И никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни…» (Кемпински, с. 3-10).

**«Расщепление» и «аутизм» в блейлеровской интерпретации, на наш взгляд, во многом идентичны или взаимозаменяемы. Но это - предмет изучения генезиса понятия о шизофрении.

одной из самых загадочных болезней — шизофрении. Не стоит также забывать, что эти понятия, — аутизм и шизофрения — при жизни автора были синонимами (Каннабих).

Сопоставляя эти две разновидности мышления, Блейлер замечает: «Аутистическое мышление и в будущем будет развиваться параллельно с реалистическим и будет в такой же мере содействовать созданию культурных ценностей, как и порождать суеверие, бредовые идеи и психоневротические синдромы» (Блейлер 1981, с. 124). Последнее утверждение, констатирующее, что аутизм способен порождать другие расстройства, осталось на бумаге, и не было использовано даже самим автором. И произошло это благодаря склонности автора считать, что аутистическое мышление продуцирует «культурные ценности», что предполагает восприятие одиночества одновременно и как добровольной и как вынужденной изоляции («полезный и вредный» аутизм). Подобная романтическая «добавка» к представлению о психических заболеваниях, свойственная современникам Блейлера в целом (тема гениальности и патологии от Ч. Ломброзо и Т. Манна до издателей журнала «Эвропатология»),* нанесла непоправимый ущерб разработке столь продуктивной идеи. На этом стоит остановиться подробнее. Начало XX века — время зарождения глобальных психологических, антропоцентристских теорий. Заглавие философского труда французского биолога и гуманиста П. Тейяра де Шардена «Феномен человека» свидетельствует о тенденции к коцептуализации природы чувств и мысли. Потребность в исчерпывающем научном описании и интерпретации психофизиологических функций была столь велика, что на роль первооткрывателей наряду с известными исследователями претендовали весьма заурядные, даже дилетанты.** На всемирных научных форумах свои

*См.: Ломброзо, с. 8-214; Клинический журнал гениальности и патологии; Назлоян 1978

** Один из активных участников всемирных форумов (вместе с А. Пуанкаре, А. Бергсоном, Э. Махом и др.) философ техники П. К. Энгельмейер, перу которого принадлежит относительно посредственная теория творчества, с гордостью заявлял, что он дилетант и в этом видит залог успеха своего мировоззрения. Он даже выпустил работу, где одна глава называется «Дилетантизм» (Энгельмейер).

идеи излагали крупные неврологи, математики и простые инженеры, любители словесности, доморощенные философы. Замечателен и тот факт, что группа маститых ученых подвигла одного из своих коллег к созданию полной картины душевного мира в том ракурсе, в котором он был наиболее компетентен. Достаточно вспомнить, какие мыслители (Ф. Ниссль, З. Фрейд, Х. Груле, В. Майер-Гросс и др.) направили творчество К. Ясперса к созданию самой объемной и насыщенной дефинициями «Общей психопатологии» (Ясперс 1997, с. 19, 21). Характерно, что даже такой конкретный и точный исследователь, как Э. Кречмер свою «Медицинскую психологию» начинает с энциклопедического вопроса: «Что такое душа?» (Кречмер 1998, с. 13). А его физиогномический труд «Строение тела и характер» предваряется подробнейшим протоколированием всех деталей «оболочки» души — лица и тела (Кречмер 2000, с. 9-18). Эта работа, как и многие другие исследования того времени, выходит за пределы профессиональной деятельности автора, стремящегося охватить феномен не только человека, но и человечества в целом. На фоне нарастающей атеизации общества иллюзия близости подобной теории была настолько ощутима, что даже представители конкретных областей наук — математики, физики, биологии, химии, физиологии, медицины, филологии — создавали свои проекты. Причем многие исследователи опирались на категориальный аппарат собственной науки, где имели неоспоримые достижения и непререкаемый авторитет. Следующее поколение, находясь во власти очарования той или иной теории, увлеклось уже идеями репродукции, моделирования, копирования, клонирования, тестирования человека и продуктов его творчества.*

Чаще всего новые теории создавались в спешке, без строгих правил и отличались внутренней противоречивостью. Они заведомо были рассчитаны на доброжелательный прием со стороны научного сообщества: сама попытка разгадки феномена человека считалась достойным и нужным делом. В

*Одно из первых заявлений о копировании человека можно встретить в предисловии к знаменитой «Кибернетике» Н. Винера, изданной в 1949 г. (Винер)

исходе читателю предлагалась некая система доказательств универсальной формулы души («бессознательное» З. Фрейда, «архетипы» К. Юнга, «структуры» М. Вертгаймера и В. Кёлера, «поле» К. Левина, «доминанта» А. А. Ухтомского, «сигнальная система» И. П. Павлова, «установка» Д. Н.Узнадзе и др.). В основу этих теорем, как правило, закладывались удачные наблюдения, самонаблюдения и даже многолетние экспериментальные разработки. Однако вытекающие из контекста глубокие идеи порой, обрастали множеством шаблонных, недостаточно убедительных умозаключений. Сегодня многие из этих трудов принадлежат уже истории науки. Некоторые же были настолько тщательно продуманы и сбалансированы, что сохранили свое значение до наших дней.

Теория Блейлера, по нашему мнению, принадлежит, увы, к первой обширной группе и по внутренней противоречивости, спорности отдельных тезисов, неразберихе в образующих понятиях сравнима разве что с рефлексологией В. М. Бехтерева. Однако загадочным образом она все же сохранила свою актуальность. Удивительно и то, что эта теория была воспринята современниками без какой бы то ни было цензуры, как будто Блейлер выполнял некий социальный заказ. Точный в нюансах, аналитичный П. Жане принял лишь легкую поправку Л. Минковского. А в современном юнговском словаре понятию об аутизме не нашлось места, несмотря на тесное сотрудничество двух психопатологов (см.: Зеленский 1996). Из ученых, которые были обязаны критически встретить взгляды Блейлера, достаточно назвать К. Ясперса, О. Бумке, А. Кронфельда, Дж. Вирша, а также многих отечественных авторов, всерьез занимавшихся данной проблемой в процессе разработки основ общей и частной психопатологии. Эта теория не цензурируется до сих пор, так как имеет отношение к разработке и внедрению понятия о шизофрении — одного из полюсов психопатологического глобуса. И пока данная нозология существует, пока от нее зависят судьбы наших соотечественников душевнобольных, актуальность критического анализа понятия аутизма сохраняется.

Такой анализ необходим и по той причине, что может вывести на передний план завязшую в рутине идею, рациональное зерно, которое этот «проницательный» (по определению Л. Кемпински) практик нашел интуитивно. И хотя трактат об аутистическом мышлении уступает даже рядовым статьям Фрейда, идея, заложенная в нем, не менее глубока, чем исходные посылки психоаналитической теории.* Как известно, клинический подход, в котором значительную роль играет учение о шизофрении, имеет такое же влияние в психиатрии, как и психоанализ.

Будучи бессменным директором Цюрихской университетской психиатрической клиники (1998-1927)**, Блейлер был склонен к детальному наблюдению и протоколированию поведения душевнобольных. Он не мог пропустить тенденцию своих пациентов к немотивированному уходу в себя, к твердому и длительному отказу от контактов с внешним миром. Наличием продуктивной или иной психопатологической симптоматики это уникальное явление невозможно исчерпывающе объяснить. Блейлер, следуя врачебной логике, которая не всегда совпадает с логикой обыденного здравого смысла, усмотрел в патологической замкнутости явление фундаментальное, не обусловленное другими психическими расстройствами. В этом проявились глубина и продуктивность его наблюдения.

Для начала он выделил тех больных dementia praecox, отчужденность которых сопровождалась насыщенной мыслительной активностью, грезоподобными переживаниями. Эту форму дистанцирования с внешним миром он назвал удачным словом аутизм, а чувственно-интеллектуальное наполнение данного явления — аутистическим мышлением.

Именно аутистическому мышлению, а не признаку отчужденности от внешней среды, Блейлер отвел главную роль в становлении новой

*Как известно, свою теорию шизофрении Блейлер с излишней скромностью считал «распространением идей Фрейда на Dementia praecox (Каннабих, с. 464). Но так не думали ни психоаналитики, ни клиницисты, ни даже он сам.

** «Хотите знать, как стал психиатром мой отец? - спросил меня Манфред Блейлер - Он в 27 лет был выбран франкоязычной общиной и направлен в Париж на учебу, потому что присланный немец, главный врач, проявлял жестокость к пациентам». О. Блейлер пришел в психиатрию с миссией сострадания и любви. Остается только восхищаться проницательностью его односельчан.

нозологической единицы — шизофрении. В его научных трудах понятия «аутизм» и «аутистическое мышление» полностью совпадают, ввиду несомненной важности для автора второго из этих понятий, которое, кстати, в дальнейшем не получило подтверждения в клинических исследованиях. Трактат «Аутистическое мышление» не отличается цельностью изложения и, по нашему мнению, был написан под большим впечатлением концепции Фрейда, а может быть — отзывов на психоанализ, как произошло с другими современниками великого ученого, которые поддались соблазну охватить одной идеей сумму проявлений и законов функционирования психики.*

Блейлер отталкивается от понятия внутренней и внешней жизни человека, где внутренняя жизнь, как отмечалось выше, соответствует аутистическому мышлению, а внешняя — реалистическому. Далее, легко прослеживается образование гносеологически окрашенных субъектно-объектных дихотомий. Причем последовательность гносеологической линии, блистательно выдержанная, например, в концепции Ж. Пиаже (см.: Флейвел), в анализе аутистического и реалистического отсутствует. Дихотомия того и другого выступает то, как отзвуки картезианского параллелизма («параллельное» существование реалистического и аутистического мышлений), то, как диалектика единства и борьбы противоположностей, отголоски сенсуализма при анализе сознательно-бессознательных соотношений или материи и духа в русле концептуализма А. Бергсона (см.: Хилл).

Многое в этой работе строится на метагносеологическом представлении о существовании гармонии, равновесия между субъектом и объектом. Там, где функции субъекта и объекта противопоставляются, основное внимание уделяется интерпретации субъективного. Нарушение паритета между субъектом и объектом, по Блейлеру, выражается в психическом расстройстве, а именно, шизофрении. Одним словом, аутизм душевнобольных — это избыточный субъективизм.

*Мода на создание альтернативных психоанализу теорий сохранялась длительное время. Напомним, что в отечесвенной литературе существовало целое движение, направляемое этой целью, а одной из последних попыток была концепция так называемого «надсознательного» (Петровский, Ярошевский). Причем происходило это в результате не конструктивной критики идей Фрейда, а недостаточно корректного отрицания последних.

К воззрениям Фрейда Блейлер подходит с двух сторон или с двух попыток. В первую очередь пытается проверить эти идеи на практике, т. е. провести так называемые клинические испытания. Затем пытается создать альтернативную систему идей, призывая читателя принять другую версию бессознательного. «У Фрейда аутистическое мышление стоит в таком близком отношении к бессознательному, что для неопытного человека оба этих понятия сливаются друг с другом. Однако, если понимать вместе со мной под бессознательным всю ту деятельность, которая во всех отношениях равнозначна обычной психической деятельности, за исключением того лишь, что она не осознается, тогда нужно строго подразделить оба эти понятия. Аутистическое мышление может быть в принципе столь же сознательным, как и бессознательным» (Блейлер 1981, с. 117).

В результате тщательной ревизии психоаналитических идей, проведенной в клинике вместе с ассистентами, он приходит к выводу, что некоторые предположения Фрейда подтверждаются. При чтении текста становится очевидным, что речь идет о шопенгауэровском феномене вытеснения* и принципе удовольствия, которые, естественно, немыслимы вне общей концепции бессознательного. Здесь проблема заключается в том, что психодинамическая концепция не могла подтвердиться без ее полного или частичного усвоения, так сказать, принятия на веру, ибо, по справедливому определению К. Поппера, собственно научной (принцип «фальсификации» научного знания) она не является (Философский энциклопедический словарь, с. 514).

Однако Блейлер идет дальше Фрейда. Последний, как известно, не претендовал на открытие новых психических явлений, он опирался лишь на интерпретацию уже известных феноменов, и в высшей степени конструктивно пересматривал установившиеся понятия и представления. Что же касается аутистического мышления, то оно выступает и как

*«Сопротивлению воли проникновению в сознание того, - писал Шопенгауэр, - что неприемлемо для человека, является тем местом, через которое дух может быть поражен безумием» (Ellenberger, с. 209).

основополагающий принцип, и как новый, не известный раннее наблюдателям феномен. Автор пытается идентифицировать его с уже известными явлениями, как в китайской игре в ассоциации. Аутистическое мышление есть аффективное мышление, утверждает он, или сильный аффект, или просто аффект. Но если это — аффект, а в другом месте — эмоции, то ничего нового тут нет и даже нет необходимости во внедрении нового обозначения.

Читая текст, мы обнаруживаем, что Блейлер произвольно нивелирует или деформирует отдельные понятия ради продвижения основной идеи. Аутистическое мышление идентично грезам: «Более тяжелые случаи полностью сводятся к грезам…». Тем не менее это «грезы наяву, как у истеричных, так и у здоровых людей» (Блейлер 1981, с. 113). В другом месте, по мнению автора, симптоматика исследуемого феномена совпадает с тем, что Фрейд называл дневными снами, реже — фантазиями. Затем утверждается, что по своей природе аутистическое мышление похоже на «обычные сновидения». Эта мысль теряет под собой всякую почву, когда производится полная идентификация указанных явлений.

Часто аутистическое мышление совпадает у автора с общеизвестными представлениями об инфантильных переживаниях. Здесь Блейлер предпочитает приводить обобщенные примеры из клинической практики (Блейлер 1981, с.115). Наконец, встречаются, как думается, просто неудачные сравнения аутистического мышления — с бредом, бессознательным, иррациональным, бессмыслицей. Оно, по мнению автора, похоже также на детскую фантазию, религию, любовь, мировоззрение. Оно — всюду, где «логика отступает». Здесь не может не возникнуть множество вопросов, от которых мы, однако, воздержимся.

Выделим из всего перечисленного главное: данное явление противоположно логическому мышлению, представляя собой некое «алогическое мышление». Но поскольку мышление не может быть полностью алогичным, то остается допустить, что речь идет о нарушении его формально-логического компонента. Блейлер, один из самых талантливых психопатологов, наделенный очевидными литературными способностями, исчерпывающе описал формы расстройства логических функций психики при разных нозологических единицах — от бессвязности, разорванности мышления до паралогичности. Видимо, в данном случае, он имел в виду нечто иное, новое, ранее не известное. Однако сначала он пытается найти опору в типологии К. Юнга: «В довольно большой части аутизм покрывается понятием Юнга «интроверзия»; это понятие означает обращение внутрь либидо…» (Блейлер 1981, с.113). И предпринимает, на наш взгляд, ряд безнадежных акций, которые вновь заводят его в лабиринт умозрительных конструктов.

Так, например, на всем протяжении своего трактата автор выстраивает большое число альтернативных понятий в восточном стиле: чем не является аутизм? Приведем основные: аутистическое — реалистическое, внутренняя — внешняя жизнь, ирреальный — реальный мир, интроверсия — экстраверсия, сон — явь, бессмыслица — логика, аффективность — логика, фантазия — логика, непротиворечивость аутизма — противоречивость окружающего мира, тенденциозность — отсутствие тенденциозности, игнорирование действительности — восприятие действительности, игнорирование временных соотношений — восприятие измеряемого времени, образование символов — отсутствие символов, ослабленная ассоциативная связь — ассоциативная связь, аутоэротизм — нормальное сексуальное удовлетворение, филогенетически юная — филогенетически древняя функции мозга.

Таким образом, «аутистическое» существует благодаря противостоянию реалистическому. При этом реалистическое и все приравненные к нему понятия не определяются, а считаются чем-то само собой разумеющимся и понятным читателю. Вопреки этому пробелу, один ряд понятий в данной системе заключает в себе отрицание другого ряда, и каждая пара понятий существует благодаря отрицанию одной группы другой. При отправлении жизненных потребностей — согласно Блейлеру — эти противоположные явления «тормозят друг друга» (Блейлер 1981, с. 117). И если вспомнить, что аутизм есть некая форма субъективизма, очевидно, какими необоснованно сложными путями автор приходит к «общему месту» в гносеологии.

Само содержание аутизма, как и аутистического мышления, также бесконечно двоится — «расщепляется», как сказал бы сам Блейлер, и естественным образом противопоставляются ненормальный и нормальный аутизм, бессознательный и сознательный, и так без конца. «Даже если мы перечислим всю совокупность признаков аутизма — писал Бинсвангер, — все же его самого мы перед собой еще не увидим» (Бинсвангер 1992 а, с. 131)

Наконец, автор пытается выдвинуть биологическую «платформу» аутизма с использованием представлений о фило- и онтогенезе. Свою «эволюционную теорию» Блейлер излагает произвольно, без ссылок и доказательств. Суть ее заключается в утверждении, что в начале было реалистическое мышление и только на каком-то четвертом этапе эволюции, известном лишь самому автору, появился аутистический способ мировосприятия. «Лишь здесь (на IY этапе), — считает Блейлер, — могут существовать представления, связанные с интенсивным чувством удовольствия. Они порождают желания, удовлетворяются их фантастическим осуществлением и преобразуют внешний мир в сознании человека благодаря тому, что отныне он не мыслит себе (отщепляет) неприятное, лежащее вовне, присоединяя к своему представлению о последнем приятное, изобретенное им самим» (Блейлер 1981, с. 119). Указанный «четвертый этап» не имеет аналогов и альтернатив в мировой биологической мысли, и теоретизирование по его поводу лишено каких-либо оснований.*

Упомянем другие столь же умозрительные схемы. Аутистическое мышление тенденциозно, ибо функционирует в пользу субъективных

*Здесь Блейлер пытается образовать нечто вроде симбиоза эволюционной и психоаналитической теорий. Наложение клише эволюционного подхода к анатомии и физиологии мозга, а затем и к психическим функциям, распространенное среди ученых-врачей, есть не что иное, как вариант вульгарного материализма.

hpsy.ru