Депрессия леонид
Депрессивный пациент в российской семье:социальный контекст проблемы
Третьяк Л.Л.
Российская Психотерапевтическая Ассоциация
В современной психотерапевтической практике большое внимание уделяется проблеме роста распространенности расстройств настроения. В формировании затяжных депрессивных состояний важную роль играют прежде всего психосоциальные факторы. В качестве таковых указывают рост нагрузки, связанной с достижениями и социальной успешностью, которая в свою очередь, становится все более опосредованной социальными коммуникациями и носит преимущественно виртуальный характер.
В рамках настоящего доклада я предлагаю остановиться на специфике социально-культурного контекста, присущего современному российскому обществу, и более конкретно, на характеристиках социального и семейного стресса у пациентов, страдающих депрессивными расстройствами.
Статотимический темперамент как предиктор депрессии
Х.Телленбах в 1983 году описал ряд характерных личностных особенностей, присущих людям, предрасположенным к депрессии. Они характеризуются тремя основными особенностями — утрированно правильным, сверхнормативным поведением (гиперномией), непереносимостью двойственности и постоянным стремлением «сливаться» с кем-либо, кто являет собой образец для подражания (внешне ориентированная ролевая идентичность). Эти характеристики объединены способностью людей предрасположенных к депрессии интенсивно отождествляться с объектами, и подчинять все свои интересы однонаправленной активности. Эти особенности отражаются также в структуре описанных Блаттом психодинамических типах депрессии (анаклитической и интроективной). Гиперномия возникает как результат диффузии идентичности, формирование которой, согласно Э.Якобсон(1961) требует отграничения и различения собственной позиции и позиции окружения, противопоставления социальной группы и индивида, а также конкуренции в социальных группах, начиная с сиблингов. Семьи пациентов, страдающих депрессией, часто скрыто препятствуют реализации этих возможностей. Компенсацией диффузии идентичности и становится гиперномия. Для того чтобы проявлять себя, необходимо опираться на энергию своих потребностей и желаний. Люди, склонные к депрессии, подменяют свои желания ожиданиями окружающих (интроецируют их). Внешне это проявляется в сверхнормативности, стремлении поступать согласно общепринятым нравственным критериям без анализа ситуации, уступчивости, низкой конфликтности. Выбирая соответствие общепринятым стандартам ролевого поведения, люди, склонные к депрессии, часто предают свои собственные интересы. Они могут брать на себя повышенную нагрузку, избегая при этом конфликтов с окружающими и стремясь любыми силами сохранить представление о себе как о «хороших», недооценивая самих себя и идеализируя своих партнеров.
Непереносимость двойственности также реализуется в определенном диапазоне — от невозможности улавливать оттенки комичного, до трудностей в разрешении межличностных противоречий. В разрешении межличностных противоречий люди предрасположенные к депрессии, чаще прибегают к эмоциональному разрыву, как способу проявления нарциссической обиды, наказывая партнеров разрывом коммуникации, чем к переговорному процессу.
Внешне ориентированная ролевая идентичность является социальным проявлением гиперномии и сверхотождествления, когда принимаемая социальная роль становиться единственным источником самоуважения и стабилизации самооценки. В качестве компенсации ролевая идентичность напротив, становится чрезмерно фиксированной, человек как бы полностью сливается с социальной ролью, что позволило А.Краузу (2000) назвать этот процесс «склерозом идентичности».
Таким образом, описанные особенности делают предрасположенных личностей чрезвычайно уязвимыми к ситуации общественных кризисов, сопровождающихся сменой устойчивых социальных и этических норм, а также устойчивых форм социальной регуляции.
Эпоха перемен в общественном сознании
С начала девяностых годов прошлого века на постсоветском пространстве шли бурные процессы социально-экономических преобразований. Наряду с крушением тоталитарных традиций, связанных с коммунистической идеологией, происходил слом устоев традиционной общественной морали. Традиционная мораль позднего советского общества носила подчеркнуто нормативный, эдипальный характер. Тоталитарная мораль признавала примат и всемогущество отцов-основателей, всячески подавляя активные эдипальные проявления. «Моральный кодекс строителя коммунизма» всячески поддерживал коллективную ответственность. Несмотря на формальное отношения населения к официальной идеологии запрет на конкуренцию и индивидуальную инициативу глубоко проник в общественное сознание, что проявлялось в стремлении большинства «быть как все», « не выделяться из коллектива». Любое отклонения поведения от средней нормы так или иначе осуждалось, а люди с оригинальными взглядами рисковал столкнуться с болезненными последствиями от осуждения коллектива до пристального внимания силовых структур. Сексуальность явно находилась в тени, любое публичное упоминание вопросов, относящихся к сексу, избегалось. В обществе существовало ясное представление о работе «социальных лифтов», благодаря которым гражданин мог предвидеть реализацию собственных карьерных устремлений. Однако это способствовало сохранению определенной общественной стабильности, и благоприятно принималось людьми, обладающими статотимическими чертами. Еще к концу шестидесятых годов влияние коммунистической идеологии стало заметно ослабевать, общество стало ориентироваться на западные стандарты потребления и свободомыслия. К середине восьмидесятых стал очевиден разрыв между официальной идеологией и образом жизни коммунистических лидеров, что заложило основы массового распространения мышления «двойных стандартов».
В годы поздней перестройки происходило разрушение ранее устойчивых общественных институтов, социальные лифты перестали работать, в органы местного самоуправления повсеместно проникли полукриминальные элементы. Так как идеологические и законодательные принципы государственных структур накануне распада Советского Союза оставались практически неизменными, ведение бизнеса было возможно только вне правового поля. В условиях слома тоталитарной формы управления и разрушения плановой экономики общественные институты (в области образования, науки, здравоохранения, сферы социальных и коммунальных услуг) претерпели глубокий кризис. Они оказались в условиях жесткого недофинансирования, популистские лозунги новой власти практически не подкреплялись реальными делами. У новых демократически избранных правителей не хватило политической воли довести реформы до конца, и реальную выгоду от реформ получило не население, а криминализованный бизнес и представители органов местного самоуправления. Годы поздней перестройки сопровождались резким ростом национального самосознания и крайних форм национализма, принимавшего порой крайне уродливые формы.
По отношению к некоторым явлениям общественная мораль только в течение 1991 года изменяла позицию на прямо противоположную. Так, в 1991 году сосуществовали два нормативных акта прямо противоположной направленности: «О борьбе с нетрудовыми доходами» и «О развитии предпринимательской деятельности». Какой именно применять, решали представители власти на местах. Именно в этот период коррупция стала одной из самых распространенных форм регуляции общественных отношений.
Эпоха перемен выступила в качестве катализатора психосоциальных конфликтов,среди которых особенно патогенными становились конфликты самооценки,идентичности и вины. Отрицание запретов тоталитарного общества,носивших вполне эдипову природу, -«будь как все,и ты станешь человеком!», «не высовывайся!»- сменились ценностями конкурентной борьбы, быстрого обогащения и обладания финансовыми возможностями. То, что ранее скрыто осуждалось и порицалось, стало доминировать в общественном сознании. Ситуация «двойной морали» постепенно проникла во все слои общества. В начале реформы, проводимой группой во главе с тогдашним председателем правительства России Е.Т.Гайдаром, ему предлагали премировать членов кабинета единовременной выплатой вознаграждения в объеме миллиарда долларов в случае успеха реформ, и отсутствия такового в случае провала. Этот гонорар мог выступать и в качестве защиты от коррупционных соблазнов. Он гордо отказался,обидевшись — «мы же честные люди».В результате многие из членов его кабинета и приближенных лиц получили состояния в несколько раз превосходящие озвученную сумму (Решетников М.М.,2011).Ситуация «двойной морали»,толерантность к коррупции и пренебрежение личностными границами со стороны нового класса собственников оказалась сложно переносимой прежде всего людьми,обладавшими статотимическими чертами. Несмотря на либерализацию и возможность свободного выражения мнения, нарастающая плюралистичность общественного сознания в совокупности с отсутствием гарантий сбережения собственности и внезапного крушения «сильного» государства,выступавшего в качестве единственного общественного и нравственного регулятора привела к состоянию интенсивной неопределенности устойчивых социальных ролей.
Возникла немыслимая ситуация «бедности работающего населения»,сопровождавшаяся массовыми невыплатами заработной платы,отказом государства от выполнения минимальных социальных обязательств. Профессиональные компетенции, формировавшиеся годами научные школы и рабочие цеховые династии оказались обесцененными и невостребованными. Тысячи инженерно-технических работников военно-промышленного комплекса,профессиональных военных, медиков, работников образования и социальных служб оказались в рядах социальных маргиналов за чертой бедности. Такого кризиса социального порядка на территории постсоветского пространства не происходило со времен революции. Ведь несмотря на тяготы послевоенного времени и период репрессий, социально-экономический порядок общества оставался неизменным. Практически все общественные институты подверглись девальвации,и утратили устойчивость. Явления институционального кризиса, обусловленные отсутствием политической воли и корыстными интересами властных структур разного уровня не были преодолены и в течение первого десятилетия нового века. В истории России опять повторилась ситуация, когда «крепостные потеряли хозяина».Напряжение социальных систем проникло в семьи, усилив имевшиеся семейные дисфункции,и спровоцировав рост аффективной патологии и различных форм зависимостей.
Характеристика семейной дисфункции у депрессивных пациентов
Семьи пациентов, страдающих депрессией, характеризуются слабостью границ членов семьи, либо ригидной формой регуляции внешних границ. В качестве дополнительных патогенных факторов выступают дисфункциональные семейные мифы, среди которых можно выделить три характерных сценария описанных А.Я.Варгой — «Мы дружная семья», «Мы-герои», «Мы живем как люди».
Первый миф «Мы дружная семья» характерен для выходцев из села,мигрантов и переселенцев, жертв репрессий и национальных меньшинств.В этом случае семья сохраняет ригидные границы по отношению к внешнему окружению,а внутри семейной системы всячески подавляется выражение гнева и различий,конкуренция между сибсами, угашаются любые конфликты. Это затрудняет сепарацию членов семейной системы. В качестве форм сепарации выступают зависимое поведение, эмоциональные разрывы и импульсивные попытки суицида. Для таких семей также характерен запрет на экспрессию любых форм гнева (Холмогорова А.Б.,2011).
Второй дисфункциональный миф «Мы герои» присущ семьям, имевшим в одном из поколений идеализированного предка, который становится эталоном социального успеха и достижений. В мирное время представители такой семейной системы меняют роль героев на роль спасателей. Компульсивное спасательство становится формой реализации самоуважения и механизмом формирования пар по комплементарному признаку. Партнером «гиперфункционала» в супружеских отношениях становиться «гипофункционал»,причем роли могут меняться. В качестве гипофункционалов выступают члены семьи страдающие депрессиями, либо зависимостями. Представители «героических» семей не способны выдержать ситуации общественной стабильности, так как их самоуважение напрямую зависит от эффективности преодоления социального стресса(«а он спокойствия не ищет, как будто в бурях есть покой. «).
Третий тип патологического мифа «Мы- как люди», как правило, созвучен ценностям статотимического темперамента. В качестве идеала подражания принимается некая усредненная норма, нивелирующая любые отклонения, выбираются функциональные роли носящие гиперсоциальный характер («мы люди бедные, но честные», «мы не высовываемся, зато спим спокойно»). Этот тип дисфункции активно прививался в обществе вначале самодержавным правлением, а затем и годами сталинского правления. Любые формы конкуренции и инициативы при этом осуждаются, так как нарушают установленный порядок, поощряется отказ от ответственности за свою жизнь и передача ее наделенной авторитетом эдиповой «отцовской» фигуре. Агрессия к ней выражается в форме неподчинения, игнорирования установленных норм,брюзжания и недовольства. Подобное отношение к общественной жизни, насильно привитое в сталинское время, являлось адаптивным в советское время: «будь как все» и воспроизводилось в предпочитаемых ролях представителей статотимического темперамента. Институциональный кризис, поразивший постсоветское общество в эпоху перемен довел социальную неопределенность до критического уровня. Дисфункциональные семьи отреагировали на это напряженностью триангуляторных процессов, и депрессия стала одной из форм стабилизации семейных систем. В семьи депрессивных пациентов переадресовывалась агрессия социальных процессов. Для таких семей характерен высокий объем родительской критичности по отношению к детям, импульсивные вспышки внутрисемейной агрессии и семейного насилия (Холмогорова А.Б.,2009). Эти процессы резко увеличили количество разводов. Основная социальная сложность состояла в необходимости принятия ответственности и возвращения инициативы населению, которое было приучено к социальной пассивности. У лиц со «склерозированной идентичностью» этот процесс был особенно болезненным.
Особенности психотерапии депрессивных пациентов
Резкие социальные перемены коснулись и психотерапевтической практики. Среди пациентов с психогенными депрессиями отмечается преобладание экстернального локуса контроля, в особенности в сфере здоровья и семейных отношений. Невротические депрессии представляют собой способ патологической адаптации, попыткой бессознательной манипуляции семейным окружением путем принятия пассивно–зависимой регрессивной роли. Подобная особенность невротических депрессий позволила Жану Бержере назвать их «вторым лицом истерии». Клиническое улучшение у пациентов этой группы, достигнутое в результате психотерапии пациентов сопровождалось ростом интернальности в области достижений, семейных и межличностных отношений (Третьяк Л.Л.,2007).
- Бержере Ж., Психоаналитическая патопсихология:теория и клиника/Пер.с фр. А.Ш.Тхостова- М.: МГУ, 2001-400 с.
- Варга А.Я. Системная семейная психотерапия. Краткий лекционный курс- Спб.: изд-во «Речь»,2001-74 с.
- Короленко Ц.П., Шпикс Т.А., Формы женской аддиктивной зависимости в постмодернистской культуре-Обозрение психиатрии и медицинской психологии им.В.М.Бехтерева №1,2012-С. 7-12.
- Краус А. Идентификационная терапия меланхоликов / А. Краус // Социальная и клиническая психиатрия . — 2000 . — Том10, N4 . — С. 51-53
- Решетников М.М. Психология коррупции: утопия и антиутопия- СПб, изд-во ВЕИП,2008-136 с.
- Холмогорова А.Б. Интегративная психотерапия расстройств аффективного спектра- Медпрактика М.,-2011-480 с.
- Третьяк Л.Л. Гештальт-подход в психотерапии психогенных депрессий невротического уровня- дисс. . к.м.н.- СПб,2007-197 с.
psymaster.spb.ru
Леонид Каганов: дневник
чтобы узнать подробнее, кликай
В день, когда студенты сдали сессию, а простой народ закончил пить, наступает зимняя депрессия, да и как же ей не наступить? Мы же вам не Ленины, не Сталины, не ведем гражданскую войну. Очень без депрессии устали мы. Наступай уже скорее, ну!
Хватит прыгать! Нервы не казенные! Выжить без депрессии нельзя, — скажут нам британские ученые, бороды унылые грызя. Нужен отдых, это знают многие. На маршруте должен быть привал. Вроде даже где-то в психологии кто-то умный что-то там писал.
Хватит ржать и на работе вкалывать! Хватит петь корпоративный гимн! Хочется уже чего-то вялого! Потупить над чем-нибудь таким! Вспомните: ведь сколько в жизни прелестей! Радостей простого бытия! Скажем, посидеть с отвисшей челюстью, как вчера все утро делал я!
Проведи рабочий день в прострации с остальными сонными людьми! Почитай статьи и презентации — и в статьях ни слова не пойми! Посиди мешком, чтобы слиплись органы! Разложи косынку и пасьянс! Тетрис не включай — он слишком дерганный. Не забудь: депрессия у нас! Словно зомби, походи по комнате, пошурши бумагой на столе. Зимняя депрессия! Запомните: каждый год приходит в феврале!
Подготовься к ней уже заранее — так, примерно, за недели три: с января ходи на совещания, но ни слова там не говори. Прекращаем хвастать интеллектами! Чаще делай морду кирпичом! Запусти дела свои с проектами, чтобы было погрустить о чем.
Не мечись — в депрессии не мечутся! Собирай причины для тоски: зубы не лечи — пусть сами лечатся, не меняй линялые носки, главное — как следует запомните: должен окружать унылый вид. Разведи ремонт однажды в комнате — и оставь в известке, пусть стоит.
Поживи проблемами вчерашними — скучно, не заглядывая вдаль. А потом с начальством и домашними крепко, но со вкусом поскандаль. Помни: тут как раз нужна агрессия. Все испорть, как Тузик — свежий снег. Ведь у вас же зимняя депрессия! Вы же милый тонкий человек! Всех пошли! Давай! Тебе понравится! И надуйся на весь мир затем! Заходи, депрессия, красавица! Для тебя готово столько тем! Все болит! И ничего не хочется! Все достало! Скучно! Жизни нет! Сколько можно! И когда всё кончится! Вот тебе примерный список бед:
Денег нет. И не было. Не выдали. В мире нет получек и зарплат. Где последний раз мы деньги видели? Тридцать штук две тыщи лет назад. Распахни окошко сайта с блогами и кричи из этого окна, оглашая интернет тревогами, что у нас говно, а не страна! И затем, чтоб укрепить депрессию и настроить мозг на нужный лад, громко прокляни свою профессию, жизнь, коллег, друзей и всех подряд.
И конечно тема есть отличная — от нее трепещет вся душа. Это — наша жизнь. Ну та, что личная. Та, что не бывает хороша. Хоть ты в браке или разведенная, друг, подруга, муж, жена, семья — над тобой небесное бездонное мощное пространство для нытья! Чтоб совсем пробрало, взяло за душу, вслух произнеси сто раз подряд: «Почему я до сих пор не замужем. » (Даже если пару раз женат.)
Нарисуй печаль, на лоб повесь ее, убедись у зеркала: легла. Всё в тебе должно кричать: депрессия! Зимняя депрессия пришла! Жри! Тупи! Вздыхай! Кряхти и жалуйся! Ной и дребезжи как старый бард! Ждем тебя, депрессия, пожалуйста! С января через февраль по март! Дорожим тобой, как свежей сплетнею! Ждем тебя, как пассажир трамвай! А затем — весеннюю и летнюю! А потом — осеннюю давай!
lleo.me
Группа поддержки людей, переживающих депрессию
Позвонить — 358 — 40 — 5689681
Леонид Андреев. Переживания депрессии.
11 октября 1915 г.
Любопытно, что почти все лучшие мои вещи я писал в пору наибольшей личной неурядицы, в периоды самых тяжелых душевных переживаний.
Так, «Иуда Искариот» написан на Капри, через три-четыре месяца после смерти Шуры, когда моя мысль вся была порабощена образом ее болезни и смерти. Трудно передать всю степень насилия, которое я употребил над собою. Уже сидя за работою, я не мог на минуту отлучиться от стола, встать за папиросой; отойдя, я немедленно забывал, что я занят и пишу, долго ходил и думал о Шуре, пока случайно с удивлением не натыкался на стол. Написав фразу, я забывал о ней, и после каждой токи мне надо было перечитывать предыдущее, чтобы опять тотчас же забыть. Так, почти бессмысленно, я исписал около сорока страниц, которые и уничтожил; но за это время все же создалась некоторая привычка, которая позволила дальнейшую работу вести более нормально – но опять-таки при полном отсутствии мысли.
Больной, ошалелый после пьянства, не думая, писал я «Семь повешенных». Вдобавок, самая тема была так тяжела, что я во все время, что не за столом, старался даже не вспоминать о рассказе; больше того, в наиболее тяжелых местах я даже во время процесса писания – как это ни странно – старался развлекать себя посторонними мыслями. Один вечер я почти сплошь проплакал и написал всего три и четыре строки.
Но самое удивительное – это осень 1908 года, когда я переживал ту страшную историю с А[нной]. Несомненно, что в отношении личных переживаний я в те месяцы был в состоянии психоза, тяжелого полусумасшествия; и все мои мысли были отданы Анне, новым неожиданным фактам и открытиям, болезненному сыску. Желание узнать всю правду было моей идее фиксе; орудием была исключительно логика – иными словами, напряженнейшая работа мысли в одном этом направлении.
И в это самое время с необыкновенной легкостью и быстротою ( у меня еще болели руки и я диктовал) были написаны: «Мои записки», причем несколько раз работа прерывалась открытиями-неожиданностями правды и состояниями, близкими к убийству и сумасшествию; потом – «Дни нашей жизни», « Черные Маски», «Сын Человеческий» и «Анатэма».
И все это было сплошной импровизацией, причем некоторые темы, как например «Черных Масок», были совершенно новы, другие же только раньше слегка продуманы, без деталей и даже без плана.
Помимо этого, много и других случаев, когда нездоровье, мешающее думать, или домашние неприятности и страдания, болезни детей, столкновения с людьми – повышали качество работы. И наоборот: выспавшись, уравновешенный, при хорошем здоровье и домашнем благополучии я писал хуже.
Вывод отсюда: моя мысль – враг моей работе. Надобно, чтобы я мыслил о чем-то другом, и тогда интуиция освобождается и смело творит свое, не опираясь на рацио и не преследуемая им. Надобно еще, чтобы я совсем не мыслил во время работы о себе как о писателе – и внутренне, и внешне, и в смысле моих качеств и желаний, и в смысле успеха, внешних последствий.
Иными словами: я пишу хорошо, когда моя личная жизнь так мучительна, что мне страшно о себе думать и страшно думать вообще.
Андреев Л. Дневник (1915-1924). //Андреев Л. S.O.S. – М., СПб.: Atheneum; Феникс, 1994. С.22-24.
Ноябрь 1915 г., ночь.
Когда я слышу мотив из «Жизни Человека», мною всегда и сразу овладевает особое чувство, очень острое, радостно волнующее, как возможность, печальное и даже страшное, как вечный отказ что-то важное возвратить. Я сразу стал другой и что-то как будто вспомнил – самое важное, что есть жизнь, любовь, сладкий и томящий зов: похоже физически на слабое, с горы, замирание сердца, на первый сон после воздуха, хорошей усталости и широких морских картин. Но, вспомнив, я знаю, что этого я не сохраню, ибо это есть особое, тогдашнее, невозвратимое ощущение жизни: так я ее ощущал тогда – и это кончено.
И пока я слушаю, мне кажется, что я вот-вот вернусь, почти вернулся, что от этой минуты я снова стану тот и все станет то; и я буду плакать от нежных волнений, звать, искать, к кому-то протяну руки; и все я вижу в свете, в нежном танце, все в том же замирании сердца. Кто-то, кого люблю, совсем близко-близко-близко.
Кончилась музыка – и наступает ничего. Просто ничего, как было до, как будет завтра. Вместо чувств и зовов невидимого – мысли, размышления, перетирание старого, власть окружающего; душа молчит, как мертвая. Никого не жду. Никуда не протягиваю рук. И это страшное молчание внутри. Кажется порой, будто тонкий слой чего-то еще живого, говорящего и изображающего обволакивает холодного мертвеца, тяжелого и молчаливого вечно, с трудом таскаемого. Его сейчас я понесу спать; завтра его подниму с постели и вместе мы пойдем в кабинет: я снаружи, он внутри меня, холодный, тяжелый, немой.
Я туда кричу, я туда зову, но молчание каменное, мертвое, неживое. Никакого ответа, даже странно, что сам себя я не слышу и так себе не отвечаю.
И только при музыке «Жизни Человека» мертвец внутри открывает глаза, шевелится, смутно зовет кого-то смутного. Но тогда понятно и то, что он – не мертвец, но хуже мертвеца: заживо погребенный в темнице и тесноте гробы. И выход ему один: в настоящую смерть с ее настоящим и вечным молчанием.
Мне некому сказать: приди! – и не хочется, нет воли и желания. Никого не жду. Никто не придет. Если бы полюбить! Не полюбив, погибну.
Андреев Л. Дневник (1915-1924). //Андреев Л. S.O.S. – М., СПб.: Atheneum; Феникс, 1994. С.25-26.
12 марта [1916], ночь.
Когда у меня все болит и ноют на мозгах старые закостеневшие мозоли, и мне нечем дышать, и незачем жить, и мертво и холодно кругом, и жизнь прожита –
— я думаю иногда о двух прекраснейших, о ком-то, кто он и она.
Они где-то есть сейчас, всегда были и всегда будут, и им все равно, что я тут в Финляндии заживо мру от холода и ненужности. Я вижу, как они сидят под южной луною; сад, парк, берег, тени черны, свет светел. Я чувствую тот воздух, каким дышут они, — нечего его описывать! – я чувствую их любовь; если у нее обнажится грудь, то под луною она вечно бела. Мне кажется, что я вижу даже гравий под ногами, скрипит тихо. И это – есть, существует; они есть; и луна есть и белая грудь под луною. Честное слово!
Небо за моими окнами зеленеет: там восток, и оттуда скоро будут приходить белые ночи. Сейчас мороз и снег выше заборов, а днем таяло и вечер был закатно красивый. Снег покрылся корочкой, и пахло от него дыней, на вид он казался сладким, жирным и кисленьким немного.
И это хорошо, все хорошо, только во мне плохо.
Андреев Л. Дневник (1915-1924). //Андреев Л. S.O.S. – М., СПб.: Atheneum; Феникс, 1994. С.27.
[Вторая половина марта 1916. Ваммельсуу]
Такая печальная, такая мрачная, такая тоскливая моя жизнь. Сколько ни оглядываюсь назад – все позади мрачно, страдание, темнота. Только детство счастливо и радостно – пора очищения, пора догадок, а не мыслей. А как только начал думать, как только начал жить, то начались страдания и продолжаются до сих пор. Я уже сейчас не молод, все погибло, здоровье безнадежно плохо, доживать приходится последние года, и ничего, что могло бы украсить, смягчить, сделать радостно эту последнюю тропу жизни. Клевета, преследования, нелады дома, неустройства в личной жизни, все тяжелое, все смутное. Тоскливая жизнь.
Все вспоминаются ночи, одна за другою, ночи последних годов, которые приходилось проводить в этих бесконечных, тяжелых, бесцельных разговорах, и кажется, что этим ночам нет конца. Тысяча и одна ночь! Тысяча и одна ночь! Печально и страшно.
Только начну верить – обманут. Только начну любить – обольют холодом непонимания. Доброта их пустяками. Задыхаются во мне невысказанные слова, задыхаются неразделенные чувства, любовь огромная, огромная, которую до сих пор не мог я проявить. Не мог. Увенчанный сомнительною славой, живу я в темном одиночестве. Проходят дни, проходят ночи. Лежу и думаю, лежу и думаю, один, всегда один. Бесконечно возмущается во мне благородное мое. Его было много, оно есть и сейчас. Но не знаю: оттого ли, что оно не нужно, или нет ему ответа, но и оно тоскует страшно одиноко, заброшенное какое-то, какое-то ненужное. Зачем, зачем?
Смотрю на дом свой, ведь это только тяжесть, его нужно держать, это ведь пустяки, в сущности говоря, так мало денег, ведь это награда за всю жизнь? И эту награду каждую минуту могут вынуть из рук, за нее нужно держаться крепко. А руки слабеют, становится труднее и труднее. И кругом нет ответа. Друзья ничтожны – ничтожны друзья Ни одно ильного, крепкого человека, который мог бы протянуть руку, ни одной смелой и свободной широкой души, к которой можно бы было прильнуть хоть на минуту. Никого. Никого.
Приехал сюда на ночь; походил по нищенскому саду, который так напоминает мою жизнь, посмотрел на эти деревья, которые не хотят расти, которые приходится сажать все снова и снова И вот сегодня опять возвращаюсь назад, в больницу. Там будут приходить, надоедать, требовать очень много, давать очень мало, очень мало. Если дают хоть что-нибудь, то сейчас же требуют сторицею. Не считаются ни с усталостью моею, ни с нездоровьем, ни с этою огромною тоской души.
Идет война. Переживаю я ее огромно и сильно. Быть может, никто или очень немногие так глубоко чувствуют и знают ее смысл. Но один я и здесь. Все маленькие кругом. Большие люди либо на войне, либо где-то далеко, а моя среда – писателей, журналистов и интеллигентов – среда ничтожная, людей мелких, обремененных личными корыстными расчетами, мелкими мыслишками, заботами, чтобы не уронить как-нибудь себя, сказать что-то свое.
И буду я там снова волноваться этим особенным, страшным волнением, которое начинается с утра, которое заставляет пульсировать странным образом все тело, душу, глаза, слова и щеки. Волнение, которое близко к страху, к слезам, к огромной печали – и даже к огромной радости – я не знаю, что это! Но и здесь очень одиноко. Самый близкий человек сейчас – это Андрюша, который, может быть, уже убит теперь, Андрюша, который вдруг приблизился к самой смерти, к самой жизни, и, вероятно, теперь понял то особенное, чего нельзя сказать словами, чего не знают другие, не знают здесь. И страшно мне мечтать (или писать) о жизни, и радостно, и так близко стоит смерть. Смерть. Но я-то сам не боюсь ее. Пускай приходит. Пускай приходит поскорей и берет. Надоело. Надоело!
lifeyes.info
Это психологическое состояние человека. Проявляется в резком и долго прибывающим снижении настроения. Человек закрывается от окружающего мира, не идет на контакт с родными и близкими. Вследствие этого, часто начинает болеть.
Чаще всего от депрессии страдают подростки, во время переходного возраста оттого, что, по их мнению, окружающие их люди, не понимают их.
Также предрасположены этому заболеванию люди в возрасте 35 – 40 лет, в момент кризиса середины жизни. Оттого, что, по их мнению, свою жизнь они прожили не так, как хотелось бы.
И люди старше 65 лет. Здесь причиной депрессии чаще всего становится факт утраты здоровья.
Это одни из распространенных причин депрессии. Конечно, могут послужить ее развитию и другие факторы.
Факторы развития депрессии
Чаще всего депрессии возникают на фоне сильного или долговременного стресса. К такому можно отнести смерть близкого человека, потеря здоровья, потеря органа, развод, эмоциональное выгорание, увольнение.
Также встречаются случаи депрессии у человека на фоне большой радости. Такими может стать получение руководящей должности. Это можно объяснить тем, что у человека пропадает цель, которой он жил долгое время. Также фактором радости может стать рождение ребенка. Часто женщины страдают, после родовой депрессии из-за того, что их представления идеального материнства, не соответствует реальности.
— снижение мозговой активности
— уменьшение двигательной активности
В большинстве случаев больной обвиняет себя в факторе, который послужил развитию депрессии. От этого у человека возникают мысли о суициде. Если вовремя не принять меры по лечению, человек в таком состоянии в первую очередь опасен для себя.
Также известна другая форма депрессии. Когда человек винит не себя, а окружающих его людей. В этом случае, если не заняться лечением, человек может быть опасен для окружающих. Известны случаи, когда убийцы приходили к своему решению именно после затяжной депрессии, описываемого вида.
Естественно, депрессию нельзя лечить самостоятельно, да и маловероятно, что человек находящийся в таком состоянии захочет лечиться самостоятельно. Следует обратиться к специалисту. Психологи в частых случаях лечения депрессии, назначают антидепрессанты и смену обстановки. Либо выплескивание своих эмоций, но в правильное русло. Прыжок с парашютом, дайвинг, экстремальные виды спорта. Либо наоборот назначает более спокойное лечение посредством флоатинга. В добавок к этой процедуре могут идти массажи, ароматерапии, арт терапии, терапии с помощью музыки. Главное, как можно частое общение с людьми.
www.newlookmedia.ru