Гоголь и шизофрения

«Гоголь поражал всех своими странностями. У него была страсть к женскому рукоделию; работал он над своими произведениями только стоя, а спал сидя, боясь, как бы его не приняли за мёртвого. Одна из многочисленных причуд писателя — страсть к катанию хлебных шариков. Порой он незаметно подбрасывал их в суп рядом сидящих. Гоголь любил совершать пешие прогулки . дома. На пути своего следования он ставил графины с водой и, переходя из комнаты в комнату, через каждые десять минут выпивал по стакану. О неряшливости Гоголя ходили целые легенды. Он редко мыл себе лицо и руки по утрам, всегда ходил в грязном белье и выпачканном платье».

Загадки и странности великих / Авт.-сост.: А. С. Бернацкий, М., «Аст»; «Зебра Е», 2008 г., с.133.

Анализ заболевания Н.В. Гоголя попытался сделать в 1933 году М.М. Зощенко:

«Болезнь, психоз и смерть Гоголя чрезвычайно характерны и поучительны. Конечно, о Гоголе должна быть особая речь. Кажется даже странным, что этот великий человек, вернее — великий писатель, находится в нашем списке, то есть в списке тех лиц, которые чего-то не поняли. Из чувства почтения к этому писателю автор не решается окончательно утверждать свои мысли. Быть может, автор и сам тут в чем-нибудь не разобрался. Но всё же нам кажется, что Гоголь совершил грубейшую ошибку, приведшую его к душевной болезни и к ранней смерти.

С тридцати лет Гоголь ездил по европейским курортам в поисках своей утраченной молодости. Он ждал, что исцеление придёт к нему, если он примет столько-то ванн и выпьет столько-то стаканов карлсбадской воды. Он с серьёзным видом писал об этом своим друзьям. Эти письма просто тяжело читать. Представление Гоголя о своем организме иной раз доходит до полной наивности, что идет вразрез с его умом и пониманием жизни. Но автор в данном случае делает поправку на эпоху. Каждая эпоха бывает слепа к каким-то вещам.

Гоголь искал исцеления от воды и от путешествий, в то время как это исцеление могло прийти к нему лишь изнутри. Быть может, стоило только изменить своё отношение к тем вещам, которые его тревожили. Что, пожалуй, можно было сделать, так как больших противоречий политических и общественных писатель не знал.

Философ Сенека (53 г. нашей эры) писал своему другу Люцилию: «О Люцилий, чему ты дивишься, что путешествия тебе не помогли. Ведь ты повсюду за собой возил себя самого». (Эту замечательную фразу Сенека приписывал Сократу.)

Так вот, Гоголь повсюду возил с собой себя самого и ничего не сделал для того, чтобы изменить это и предотвратить душевную болезнь, которая развивалась при крайне ненормальном течении его жизни.

Гоголь умер на 42-м году жизни. Врачи, лечившие его последние годы, находились в полнейшем недоумении по поводу его болезни. Казалось бы, никаких болезней у него не было. И, конечно, восемьдесят лет назад эти болезни распознать было трудно. У него был нарушен обмен веществ и была неправильная, крайне ослабленная работа всех органов, несомненно, вызванная расстройством внутренней секреции, которая, в свою очередь, пришла в негодность в силу крайнего переутомления нервных центров. Необходимо сказать, что внутренняя секреция находится в теснейшей связи с тем аппаратом, который состоит из ряда центров, находящихся в мозгу. Это так называемая вегетативная нервная система, которая, кроме центров в мозгу, состоит ещё из нескольких нервных стволов. Стало быть, значительное утомление мозга и неправильное питание его нарушают работу секреции, которая, в свою очередь, неправильно работая, отравляет мозг и кровь химически неправильной продукцией своих желез.

Тут, вероятно, дело не только в систематическом утомлении. В данном случае (у Гоголя) можно допустить какую-то наследственную неправильность, какую-то слабость механизма, заложенную в центральных частях нервной системы, которая регулирует и создает обмен веществ. В наши годы медицина, без сомнения, признала бы у Гоголя психоневроз, который, вероятно, можно было убрать путем тщательного психоанализа и перевоспитания характера. При разумном отношении это не привело бы к душевной болезни. В молодые годы у Гоголя большой нервный подъем сменялся сильнейшей депрессией. Это как раз и указывает на непорядки в регуляторе, который ведает темпом и ритмом организма. В молодые годы Гоголь отчасти умел бороться с этой неправильностью, правда, скорей инстинктом, чем рассудочно. Он перебивал неправильную и ложную инерцию упадка сменой впечатлений, путешествиями.

Он встряхивал себя с ложной позиции, как встряхивавают, чтоб зажечь, электрическую лампочку с порванным волоском. Если б Гоголь изучил себя более внимательно и понял некоторые особенности своего не совсем здорового мозга, он смог бы управлять собой и не допустил бы развития душевной болезни, которая возникла от целого рядя причин и ненормальностей как внутреннего порядка, так и внешней линии его жизни.

Интересно и доказательно отметить, что физическая смерть Гоголя последовала именно из-за неправильного обмена веществ. Последние недели своей жизни, будучи психически больным, Гоголь ел чрезвычайно мало, а последние дни он вовсе отказывался от еды. […]

В сущности говоря, тут всё дело было в истощённом мозгу. Правда, врачи говорят, что мозг сам по себе не истощается. Но это, вероятно, не совсем так — неправильное питание мозга, конечно, изменяет состав клетки и истощает нервные узлы, а стало быть, истощает или, лучше скажем, ослабляет мозг, который является главным регулятором нашего тела, и ни одно жизненное явление, ни один процесс, ни один жизненный акт не совершается без предварительного нервного импульса и без особой реакции мозга. И, повредив этот аппарат, нарушив правильность его отправлений, можно тем самым совершенно запутать и привести в негодность работу всех органов.

Повредить же этот сложный и нежный аппарат чрезвычайно легко. Желудок, сердце и лёгкие существуют миллионы лет — они неразрывно связаны с человеческим существованием. Мозг же как аппарат мышления возник недавно. И это тем более требует бережного и умелого обращения».

Зощенко М.М., Комментарии и статьи к повести «Возвращённая молодость» / Собрание сочинений в 2-х томах, Том 2, Екатеринбург «У-Фактория», 2003 г., с. 328-330.

vikent.ru

Газета «Новости медицины и фармации» 8 (410) 2012

Вернуться к номеру

Николай Васильевич Гоголь (20 марта 1809 — 21 февраля 1852) Глазами врача

Автор — Лихтенштейн Исанна Ефремовна,

кандидат медицинских наук, киевлянка, из семьи врачей. Отец — профессор Киевского мед­института, мать — врач. Окончила Киевский медицинский институт. Работала научным сотрудником в Украинском НИИ клинической медицины имени акад. Н.Д. Стражеско, перепрофилированном впоследствии в Украинский НИИ кардиологии. Автор свыше 120 научных статей по проблемам кардиологии и литературно-медицинской тематике.

С 1991 года живет в Израиле. Работала по специальности в хайфской больнице «Бней Цион». Публикуется в периодической печати Израиля, Америки и Германии.

Окончание. Начало в № 7 (409) 2012

Гоголя ни разу не осматривал врач-психиатр, и никто из терапевтов или хирургов подобных советов не давал. Думается, это объяснялось двумя обстоятельствами: недостаточной уверенностью в необходимости такой консультации, а вернее, предубеждением в отношении осмотров психиатров как чего-то постыдного. Естественно, никто не мог позволить бросить даже тень на знаменитого пациента.

Четко свое состояние Гоголь иллюстрирует в письме от 14 июля 1849 г. Жуковскому: «Мне нужно большое усилие, чтоб написать не только письмо, но даже короткую записку. Что это — старость или временное оцепенение сил? Сплю ли я или так сонно бодрствую, что бодрствование хуже сна?» Отношение Гоголя к работе колебалось от сознания собственного бессилия до уверенности в творческом расцвете. «Я могу теперь работать увереннее, тверже, осмотрительнее…» (из письма Шевыреву от 28 февраля 1843 г.). Интересен отрывок из «Обращения к гению»: «Живи на земле со мною, хоть два часа каждый день, как прекрасный брат мой. Я совершу. Я совершу! Жизнь кипит во мне. Труды мои будут вдохновенны. Над ними будет веять недоступное земле божество! Я совершу. » Однако в периоды ремиссии он с горечью сознает утрату восприимчивости, остроты взгляда, сокрушаясь по этому поводу.

Нет единого мнения о том, чем же был болен великий писатель. В числе возможных диагнозов называются маниакально-депрессивный психоз, шизофрения и даже осложнения после перенесенной малярии. Что касается малярии, якобы перенесенной Гоголем в Италии, то, по мнению доктора психиатрии А.Е. Личко, в возрасте 30 лет в октябре 1839 г. в Риме Гоголь переболел малярией с поражением головного мозга — малярийным энцефалитом. Известный психиатр
Н.Н. Баженов (1902) также утверждал, что Николай Васильевич переболел за границей малярией, правда, затруднялся сказать, в каком году это произошло. Это предположение представляется малореальным и ничем не подтверждается. И дело не в том, что в письмах писателя само слово «малярия» не упоминается. Малярию во времена Гоголя называли по-разному: эпидемическая лихорадка, злокачественная лихорадка, трясуха, знобуха, лихоманка и т.п. Ни в каких материалах нет сведений о перенесенной писателем тяжелой инфекционной болезни с перемежающейся лихорадкой, что при большом внимании к своему здоровью непременно было бы отражено в переписке или свидетельствах друзей. Не говоря о том, что осенью частота заболеваний малярией невелика, да и только тяжелая форма тропической малярии приводит к психическим
осложнениям, картина которых не соответствует наблюдаемой у писателя.

Профессора Г.В. Сегалин (1926) и П.М. Зиновьев (1932) считают, что Гоголь болел шизофренией, приводя, в частности, в качестве одного из доказательств его письмо Балабиной (январь 1848): «Вижу знакомые, родные лица, но они, мне кажется, не здесь родились, а где-то в другом месте, кажется, видел и много глупостей, непонятных мне самому, чудится в моей ошеломленной голове!» Предпочтительнее мнение
В. Чижа (1902) и Баженова (1901), склонявшихся к диагнозу периодической депрессии. Об этом пишут также израильские психиатры из Центра психического здоровья университета имени Бен-Гуриона: «Биполярное аффективное расстройство, неуточненное, возникшее на фоне нарциссического расстройства личности» (В.И. Лернер, Э. Вицтум, Г.М. Котиков, 1996), то есть периодическая депрессия. Такого же мнения придерживается выдающийся клиницист И.А. Кассирский(1970): «Весь стиль его письма (Гоголя), его искрометный юмор, тот факт, что он мог в полтора часа, сидя в итальянской таверне, написать знаменитую сцену с русской тройкой в «Мертвых душах» — все это говорило скорее не о шизоидной личности, а о необыкновенно противоречивой и сложной душевной организации Гоголя». Впрочем, в приведенном отрывке речь идет о более раннем периоде жизни писателя.

Одним из отличительных признаков шизофрении считают потерю критики. Гоголь же, сознавая нездоровье, часто обращался к врачам. Нельзя согласиться и с мнением о полном равнодушии писателя к окружающим. Конечно, он реже писал письма, труднее контактировал, чаще уставал и почти не работал. Но такие симптомы наблюдаются и при затянувшейся депрессии, а не только при шизофрении. Даже в последний месяц перед смертью, находясь в крайне тяжелом нервном состоянии, он правил «Мертвые души» и только в состоянии резкого возбуждения сжег их, по поводу чего вскоре сокрушался и плакал. Но, как известно, авторы не столь редко уничтожают сделанное, не будучи психически больными, — от неудовлетворенности, желания переделать, страха перед публикацией.

Известно, что горе Гоголя от внезапной смерти приятельницы Екатерины Михайловны Хомяковой, сестры поэта Н.М. Языкова, привело писателя к стрессу, справиться с которым не удалось. Это указывает на сохранность эмоциональной сферы, что не характерно для поздних стадий шизофрении.

С наибольшей вероятностью можно предположить у Гоголя тяжелую форму маниакально-депрессивного психоза, что при отсутствии в XIX веке антидепрессантов и транквилизаторов не позволяло в большинстве случаев достичь лечебного эффекта.

До сих пор нет единого мнения и о причинах смерти Гоголя. С уверенностью можно утверждать, что смерть Екатерины Хомяковой 26 января 1852 года явилась для него сверхсильным стрессом. «Все для меня кончено». Николай Васильевич близко к сердцу принял трагедию и смоделировал ее на себя. Ему показалось, что кончина не за горами, одолевал страх смерти.

У него началась тяжелая депрессия. В отличие от прежних приступов болезни Николай Васильевич мало и с трудом двигался, редко выходил из дому. Создавалось впечатление, что он чувствовал приближение смерти и не стремился помешать этому. У него развился депрессивный ступор. Николай Васильевич не хотел лечиться, возможно, не верил в успех.

Между тем еще в январе 1852 года и даже в начале февраля Николай Васильевич работал достаточно активно, готовил к изданию собрание сочинений, ездил в театры на постановки своих пьес. Друзья, общавшиеся с писателем осенью 1851 и в январе 1852 года, единодушно подчеркивали его бодрость и работоспособность. Следовательно, изменения в состоянии здоровья наступили неожиданно и быстро прогрессировали.

Усиливавшаяся по мере развития болезни религиозность обостряла чувство греховности, стремление вымолить прощение. За что? По мнению друзей Гоголя, встречи с о. Матвеем Константинопольским только усугубляли болезненное состояние. Будучи аскетом и фанатиком, отец Матвей вольно или невольно стремился влиять на личностные установки великого писателя, беззащитного из-за болезни. Он требовал от Гоголя соблюдать длительный пост для очищения, отказаться от греховного творчества и даже от Пушкина. С требованием предать Пушкина Николай Васильевич не мог согласиться. «Довольно. Оставьте, не могу долее слушать. Слишком страшно». Илья Ефимович Репин на известной картине «Гоголь и отец Матвей» колоритно изобразил согбенную виноватую фигуру писателя и властного проповедника, испепеляющего его грозным взглядом. Таким он виделся многим друзьям писателя. Наставления о необходимости строгого поста Гоголь выполнял. Много молился, часами простаивая на коленях перед иконой.

В первые недели последней болезни он еще выходил из дому, с трудом, но навещал близких знакомых. Был бледен, с немигающими глазами, устремленными не на собеседника, а куда-то в сторону. Видно было, что он поглощен терзавшими его мыслями и не находит ни в чем покоя. Для Гоголя, отличавшегося повышенным аппетитом (писали даже о булимии (В. Гиндин, 2005)), ограничение в еде было болезненным, сопровождалось головокружениями, дрожанием, возможно, гипогликемией. Он сам говорил, что пост до конца срока выдержать никогда не мог.

Не вызывает сомнений, что депрессия в сочетании с голоданием и недосыпанием приводит не только к похуданию, но, что значительно тревожнее, к повышенной нервозности, потере интереса к действительности и, конечно, снижению иммунитета, ослаблению защитных сил организма.

4 февраля Гоголь навестил доброго знакомого, профессора С.П. Шевырева, жаловался на кишечные расстройства, невозможность из-за плохого самочувствия заниматься корректурами, что его тревожило. Попрощавшись с Шевыревым, Гоголь направился в храм, то есть сил еще хватало. Между тем изменения внешнего вида Гоголя поразили друга. А вот что писал доктор Тарасенков 16 февраля 1852 года (через 12 дней после встречи Гоголя с Шевыревым): «Я ужаснулся. Не прошло и месяца, как я с ним вместе обедал, он казался мне человеком цветущего здоровья, бодрым, свежим, крепким, а теперь передо мною был человек, как бы изнуренный до крайности чахоткою или доведенный каким-либо продолжительным истощением до необыкновенного изнеможения. Все тело его до чрезвычайности похудело, глаза сделались тусклы и впали, лицо совершенно осунулось, щеки ввалились, голос
ослаб, язык трудно шевелился от сухости во рту, выражение лица стало неопределенное, необъяснимое. Мне он показался мертвецом с первого взгляда». С 10 февраля перестал выезжать из дому. В ночь с 11 на 12 февраля в состоянии крайнего возбуждения Гоголь сжег набело переписанные им же главы второго тома «Мертвых душ». Наутро, придя в себя, плакал и страдал. Граф А.П. Толстой, будущий обер-прокурор Священного синода, у которого жил Гоголь, забил тревогу. Он пригласил лучших московских профессоров.

Его осматривали профессора Ф.И. Иноземцев (1802–1869), А.И. Овер (1804–1864, профессор Московского университета, терапевт), С.И. Клименков (1805–1858, адъюнкт кафедры врачебноведения), А.А. Альфонский (1796–1869, профессор-судмедэксперт),
И.В. Варвинский (1811–1878, терапевт), А.И. Сокологорский (1812–1890, владел техникой гипноза), А.Е. Эвениус (1791–1872, хирург, профессор, главный врач Градской больницы), каждый из которых был специалистом в определенной области медицины и заслуживал уважения.

Казалось, все было сделано для спасения писателя. Но врачи знают важность постоянного наблюдения, а не эпизодических осмотров, во время которых многое ускользает, да и мнения часто разнятся.

За 2–3 последние недели жизни Гоголю выставлялись совершенно разные диагнозы. Его болезнь не была ясна. Поначалу Ф.И. Иноземцев предполагал брюшной тиф, свирепствовавший в то время в Москве. Но достаточно четкой симптоматики не было: писатель не лихорадил, кишечные расстройства не определялись, за исключением почти постоянного запора, боли в кишечнике незначительные и непостоянные, и он усомнился в правильности диагноза. На следующий день заболел Иноземцев и в лечении писателя больше не участвовал. На консилиуме, созванном практически перед смертью, о которой никто из врачей не предполагал даже за 1–2 дня до финала, думали о менингите. Между тем у писателя не было четкой симптоматики: он не жаловался на головную боль, не было упорной рвоты, ригидности. А кратковременные потери и недлительная спутанность сознания плохо укладывались в клиническую картину менингита.

Возглавлял консилиум Овер, заменивший заболевшего Иноземцева. Он считал Гоголя «мнительным и трудным пациентом». Личный контакт между ними не возник, что затрудняло и лечение. Овер зачитал собравшимся докто­рам фрагменты истории болезни: «При суждении о болезни взяты в основание его сидячая жизнь; напряженная головная работа (литературные занятия); они могли причинить прилив крови к мозгу. Усиленное стремление умерщвлять тело совершенным воздержанием от пищи, неприветливость к таким людям, которые стремятся помочь ему в болезни, упорство не лечиться — заставили предположить, что его сознание не находится в натуральном положении». Поэтому Овер поставил вопрос: «Оставить больного без пособий или поступить с ним как с человеком, не владеющим собою, и не допускать его до умерщвления себя?» «Ответ Эвениуса был: «Да, надобно его кормить насильно», — вспоминал Тарасенков.

Врачи осмотрели Николая Васильевича: он был очень слаб, худ, бледен. На вопросы докторов не отвечал вовсе или отрывисто, слабым голосом просил пить. Со стороны внутренних органов кроме тахикардии и общей гиперестезии, повышенной чувствительности ничего не обнаружили. Исходя из диагноза «менингит», на котором, по утверждению Тарасенкова, настоял Овер, ему назначили лечение, применяемое в ту пору, — кровопускание, обливание головы холодной водой. Больной при этом лежал в горячей ванне, ему давали пить из рюмки бульон. Гоголь просил оставить его в покое.

Трудно объяснить, но нередко творцы, описывая переживания героев своих произведений, как бы предсказывают собственное будущее. «Нет, я больше не имею сил терпеть. Боже! Что они делают со мной! Они льют мне на голову холодную воду. За что они мучают меня… я не в силах, я не могу вынести всех мук их, голова горит моя, и все кружится предо мною». Так писал Николай Васильевич в «Записках сумасшедшего». Почти протокольная точность! Врачи ставили горчичники на конечности, потом мушку (возбуждающее средство) на затылок, лед на голову и внутрь отвар алтейного корня с лавровишневой водой. Приехавший ночью Клименков обкладывал больного горячим хлебом, очевидно, чтобы прогреть, дал таблетку каломели, учитывая запор, но эффекта не достиг. Вскоре после ванны Гоголь на короткое время потерял сознание. «Давай бочонок!» — произнес он однажды, показывая, что желает пить. Ему подали прежнюю рюмку с бульоном, но он уже не смог сам приподнять голову и держать рюмку. Позднее он по временам бормотал что-то невнятно, как бы во сне, или повторял несколько раз: «Давай, давай! Ну, что же!» Часу в одиннадцатом он закричал громко: «Лестницу, поскорее, давай лестницу. » Казалось, ему хотелось встать.

С 18 февраля состояние писателя резко ухудшилось. Доктор А.А. Альфонский предложил попробовать «магнесизирование» (гипноз). Он предполагал в состоянии гипноза попробовать убедить Гоголя отказаться от губительного голодания. Для этой цели пригласили доктора Сокологорского (1812–1890), специалиста по гипнозотерапии. Николай Васильевич не поддавался гипнозу.

Болезнь быстро прогрессировала. По свидетельству друга писателя
С. Шевырева, «одним из последних слов, сказанных им еще в полном сознании, были слова: «Как сладко умирать!»

В 8 часов утра 21 февраля 1852 года при явлениях нарастающей сердечно-сосудистой недостаточности Николай Васильевич Гоголь скончался. «Нынешним молодым людям даже трудно растолковать обаяние, окружавшее тогда его имя», — писал И.С. Тургенев. Скульптор Рамазанов снял посмертную маску, на которой просматривается лицо исстрадавшегося человека.

Что же послужило причиной смерти великого писателя, как определить его последнюю болезнь?

Существует много версий и предположений, исходящих из поставленных ему диагнозов — «брюшной тиф», «менингит», «нервическая лихорадка», под которой понимали любой инфекционно-воспалительный процесс в мозгу.

«Крайнее физическое истощение в результате голодовки (которую он объявил в припадке черной меланхолии, желая побороть дьявола) вызвало острейшую анемию мозга (вместе, по-моему, с гастроэнтеритом), а лечение, которому его подвергли — мощные слабительные и кровопускания, — ускорило смертельный исход: организм больного был и без того подорван малярией и недоеданием», — так выглядела драма писателя под пером Владимира Набокова.

Гоголь заболел после сильного стресса, вызванного неожиданной смертью близкого человека. У склонного к депрессиям писателя пережитая трагедия вызвала острый приступ отчаяния. Общение с о. Матвеем не только не успокоило его, а привело к тревожным раздумьям и даже отказу выполнять отдельные предписания, касающиеся литературного труда, что было для Николая Васильевича равносильно смерти. К сожалению, посты и молитвы неукоснительно соблюдались. Гоголь худел и быстро слабел. Он не стремился выйти из мрачного состояния, считая себя приговоренным к смерти. Недостаточное питание (полного длительного голода все же не было), наслоившееся на неумеренные продолжительные молитвы, снижало общий тонус. При осмотре подчеркивалась сухость кожи, то есть признаки обезвоженности, очевидно, интоксикация в связи с многодневным запором, общая слабость. Кровопускание, контрастные ванны на фоне обезвоживания и возможного снижения в связи с этим объема циркулирующей крови, неизбежно наступающих при этом, нарушения обменных процессов могли явиться причиной гипоксии мозга с нарастающими галлюцинациями и потерей сознания. В результате развилась острая сердечно-сосудистая недостаточность, приведшая к смерти. Таков комплекс возможных причин, приведших к преждевременной смерти писателя.

В 1995 году К. Смирнов выдвинул другую версию смерти Гоголя — от отравления каломелью. Эта теория не нашла сторонников. Гоголь принимал несколько раз по назначению врачей каломель для нормализации деятельности кишечника, что было обычной лечебной процедурой.

Существует мнение, что принудительное кормление приостановило бы процесс. Следует задуматься о назначении в ту пору, как и сейчас, принудительного питания. Вспомните тревоги и мучения академика Андрея Дмитриевича Сахарова, подвергавшегося подобной процедуре во время ссылки в г. Горький. Принудительное питание не улучшило бы настроение больного писателя и поэтому вряд ли эффективно.

Рассуждать можно о многом, но при этом не забывать, что печальные события происходили в позапрошлом веке. С позиций современной медицины многое кажется наивным и немотивированным. Нет сомнений, что через несколько десятков лет, а может быть, и раньше, такой же несовершенной покажется грядущим поколениям медицина начала ХХI века.

1. Анненков П.В. Литературные воспоминания. — Москва, 1983.

2. Баженов Н.Н. Болезнь и смерть Гоголя // Чиж В.Ф. Болезнь Н.В. Гоголя. — 2001.

3. Белышева А. Тайна смерти Гоголя // Нева. — 1967. — 3.

4. Вайскопф М. Сюжет Гоголя. Морфология. Идеология. — Москва: Контекст, 1993.

5. Вересаев В. Гоголь в жизни. — Киев: Прапор, 1990.

6. Гиндин В.П. Психопатология в русской литературе. — Издательство ПЕРСЭ, 2005.

7. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений: В 14 т. — Москва, 1937–1952.

8. Давыдов Михаил. Тайна смерти Гоголя. Еще одна версия // Урал. — 2005. — 1.

9. Зиновьев П.М. Душевные болезни в книгах и образах. — Москва: МЕДпресс-информация, 2007.

10. Кассирский И.А. О врачевании. — Москва: Медицина, 1970.

11. Лихтенштейн И. Болезнь Гоголя// Долгожитель. Приложение к газете «Новости недели», 24 мая, 2007.

12. Личко А. Как умер Гоголь // Наука и религия. — 1966. — 12.

13. Набоков В.В. Николай Гоголь. Собрание сочинений американского периода: В 5 т. — Санкт-Петербург: Симпозиум, 1997. — Т. 1.

14. Сегалин Г.В. Шизофреническая психика Гоголя // Клинический архив гениальности и одаренности. — 1926. — Т. 2, вып. 3.

15. Смирнова-Россет А. Из воспоминаний о Гоголе // Гоголь в воспоминаниях современников. — Москва, 1952. — Т. 2.

16. Смирнов Константин. Смерть Гоголя // Чудеса и приключения. — 1995. — 11.

17. Терц Абрам. В тени Гоголя. — Москва: Колибри, 2009.

18. Чиж В.Ф. Болезнь Н.В. Гоголя. Записки психиатра. — Москва: Республика, 2001.

www.mif-ua.com

6 фобий Николая Гоголя

6 фобий Николая Гоголя

Николай Васильевич Гоголь фото

«…Все мне бросилось разом на грудь. Нервическое расстройство и раздражение возросло ужасно, тяжесть в груди и давление, никогда дотоле мною не испытанное, усилилось… К этому присоединилась болезненная тоска, которой нет описания. Я был приведен в такое состояние, что не знал решительно, куда деть себя, к чему прислониться. Ни двух минут не мог я остаться в покойном положении ни на постели, ни на стуле, ни на ногах…»

Так в часы очередного приступа депрессии описывал свое состояние Николай Васильевич Гоголь (1809—1852). Определить болезнь, мучившую великого писателя, исследователи пытались два века подряд.

Но лишь недавно, сопоставив все факты и описания, ситуацию как будто удалось прояснить. Живи Николай Васильевич в XXI веке, в его медицинской карточке с большой вероятностью появился бы суровый диагноз: маниакально-депрессивный психоз.

На роду написано

Вполне вероятно, что свой недуг Николай Васильевич унаследовал от родителей. Отец писателя, дворянин Василий Гоголь-Яновский, страдал приступами, во время которых впадал то в жестокую тоску «от страшных воображений», то вдруг становился неудержимо веселым. Он свято верил в сны: однажды ему приснилась его невеста — семимесячная соседская девочка.

14 лет Василий Гоголь ждал, пока героиня его сновидения, Маша Косяровская, подрастет, чтобы жениться на ней. Сон оказался пророческим, и вскоре после свадьбы у четы Гоголей родился маленький Никоша — будущее светило мировой литературы. У матери Гоголя водились свои «тараканы в голове», да такие, что школьные товарищи Николая открыто называли ее ненормальной.

Мария Гоголь-Косяровская была либо чересчур весела и делала бессмысленные покупки на последние деньги из семейного бюджета, либо становилась мрачной и часами сидела в одной и той же позе. Она же до смерти напугала маленького сына рассказами о Страшном суде и буднях в аду. С тех пор, по словам биографов, Гоголь постоянно жил «под террором загробного воздаяния». Исследователи считают, что и у матери, и у отца писателя были симптомы, весьма напоминающие маниакально-депрессивный психоз. А если им страдают оба родителя, в 67% случаев болезнь передается ребенку.

Болезнь Н.В.Гоголя

Официально это расстройство эмоциональной сферы признали только в начале XX века. Для недуга характерно чередование фаз: маниакальной — с необычайным душевным подъемом, повышенной двигательной активностью и ускоренным мышлением — и депрессивной, когда все валится из рук, а тело и ум как будто впадают в спячку. Приступы длятся по несколько недель или месяцев и разделяются светлыми промежутками — гипоманией и субдепрессией.

По предположениям исследователей, болезненная наследственность проснулась в Николае Васильевиче в 21 год, причем в гипоманиакальной фазе. Ничего не подозревая, Гоголь в это время работал над произведением «Вечера на хуторе близ Диканьки«. Для писателя это был период невероятного подъема, упоения, повышенного физического и умственного тонуса.

После анализа всего творческого пути Н. Гоголя с учетом фаз его болезни выяснилось, что лучшие свои произведения он написал в гипоманиакальном или маниакальном состоянии, когда перо буквально летало по бумаге, лихо закручивались сюжеты. В такие дни писатель Н.В. Гоголь становился безудержно веселым, мог прямо посреди улицы пуститься в пляс. Но за периодами подъема следовала фаза депрессии: в эти дни Гоголь вымучивал каждое слово, но проза, выходившая из-под его пера, была блеклой, серой, невыразительной.

Депрессия напрочь отбирала у Гоголя сон и аппетит — он ужасно худел. При маниакально-депрессивном психозе нарушаются белковый, жировой и углеводный обмены. В клетках накапливаются продукты обмена, рушится кислотно-щелочной баланс. Даже при нормальном питании в моменты обострения болезни люди быстро теряют в весе. В периоды мании Гоголь страдал обжорством и булимией, но в месяцы депрессий худел настолько, что по его телу, как писал сам Николай Васильевич, можно было «изучать полный курс анатомии: до такой степени оно высохло и сделалось кожа да кости». Всего исследователи и биографы насчитали у писателя четыре приступа депрессии, промежутки между которыми становились все меньше и меньше, а сама болезнь с каждым разом усугублялась.

Ощущения больного маниакально-депрессивным психозом Николай Васильевич сполна передал в своих записях: «Я был болен, очень болен, и еще болен доныне внутренне. Болезнь моя выражается такими страшными припадками, каких никогда еще со мною не было; но страшнее всего мне показалось то состояние, которое всякий образ, пролетавший в мыслях, обращало в исполина, всякое незначительно-приятное чувство превращало в такую страшную радость, какую не в силах вынести природа человека, и всякое сумрачное чувство претворяло в печаль, тяжкую, мучительную печаль, и потом следовали обмороки, наконец, совершенно сомнамбулическое состояние… Меня томит и душит все, и самый воздух».

Коллекция страхов Гоголя

На пике приступов Гоголя посещали страшные галлюцинации. Он слышал голоса, обвиняющие его в греховных поступках и предрекающие жуткие наказания, видел умерших, картины ада. Душевная болезнь вытащила из подсознания и превратила рассказы о потустороннем мире, услышанные в детстве и испугавшие маленького Николая, в фобию Страшного суда и ада. Вообще, психиатры-клиницисты, изучавшие историю болезни писателя, насчитали у Гоголя по меньшей мере шесть фобий.

Кроме ужаса перед адом, у Николая Васильевича отмечалась тафефобия — страх быть погребенным заживо. Последние одиннадцать лет жизни, с конца 1840 года, писатель спал (точнее, дремал) исключительно сидя в кресле: горизонтальная поверхность кровати ассоциировалась у него со смертным одром. Он боялся уснуть и очнуться в могиле.

У Гоголя действительно были нарушения сна : — изнурительная бессонница, кошмарные сновидения, а в начале 40-х годов он несколько раз впадал в очень глубокий и продолжительный летаргический сон. Первую главу «Выбранных мест из переписки с друзьями» он начинает такими странными словами: «Находясь в полном присутствии памяти и здравого рассудка, излагаю здесь свою последнюю волю. Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения.

Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться…» Вот уже два века подряд ходит по миру легенда о сбывшихся опасениях писателя. Спустя 79 лет после смерти Гоголя его прах был перезахоронен. По словам одного из очевидцев этого действа, писателя Лидина — к слову, известного фантазера и выдумщика, — тело Гоголя нашли в скорченном положении, а внутренняя обивка гроба была искусана и исцарапана.

Последние двадцать лет жизни мнительный Гоголь обследовался у множества врачей, за исключением психиатра, и все ему ставили разные диагнозы: «нервическое расстройство», «ипохондрия», «болезнь печени», «катар кишок», «спастический колит», «поражение нервов желудочной области», «геморроидальная болезнь» и т. п. Но сказать с уверенностью, что именно гнетет прославленного пациента, не мог никто. Депрессии Гоголя сопровождались болями в пояснице, животе, голове, продолжительными запорами, мучительными спазмами в груди и сердце. Это была чистая психосоматика: в симптомах телесных находила выход его душевная болезнь.

В последние 10 лет жизни муза практически не посещала Гоголя. Публика, с восторгом ходившая на постановки «Ревизора«, зачитывавшаяся «Тарасом Бульбой«, «Вечерами на хуторе…» и «Мертвыми душами«, ждала от писателя новых шедевров, но тот молчал. Окружающие замечали, как резко изменился характер писателя.

Некогда живой и жизнерадостный, у него проявился еще один симптом маниакально-депрессивного психоза — психическая анестезия, или скорбное бесчувствие: Гоголь стал безучастным и равнодушным ко всем земным радостям и печалям. Часами он мог сидеть неподвижно, уставившись в одну точку, и трудно было сказать, спит ли он наяву или думает свою невеселую думу.

Вверх по лестнице

Последняя депрессия накатила на писателя после внезапной смерти его близкой приятельницы Е. М. Хомяковой. С невероятной силой он вдруг почувствовал, что должен умереть. В феврале 1952 года начался Великий пост, и Николай Васильевич, и без того проживавший депрессию в голоде, вовсе отказался от пищи. В последние годы он был болезненно религиозен и считал себя невероятным грешником.

Поддержать дух писателя в пост прибыл его духовный наставник, отец Матфей. Вместо поддержки он потребовал ужесточения поста и призвал Гоголя оставить богопротивное писательство, сжечь последнюю редакцию второго тома «Мертвых душ». Однажды он так запугал Николая Васильевича перспективами адского возмездия, что слуги слышали, как писатель кричал: «Оставьте! Слишком страшно!» В ночь с 11 на 12 февраля Гоголь сжег единственный экземпляр продолжения «Мертвых душ».

Как умер Н.В. Гоголь

Три недели практически полного отказа от пищи и ограничений в воде, ночные бдения и самоистязание молитвами сделали свое дело. Истощение Гоголя достигло своей крайне точки: не подходивший одиннадцать лет к постели, в один из дней он повалился на нее в халате и сапогах и больше никогда уже не вставал. Возле него был собран консилиум врачей, которые долго не могли определиться с диагнозом и методом лечения.

Подозревали воспаление кишечника, брюшной тиф, «религиозную манию» с голоданием и истощением. Но сошлись почему-то на менингите, хотя большинство классических признаков этой болезни у Николая Васильевича совершенно отсутствовало. Вместо усиленного кормления, которое могло вернуть к жизни изнуренного больного, врачи насильственно лечили писателя холодными обливаниями, прикладывали к его носу пиявок, обкладывали тело горячими хлебцами и капали на голову едкий спирт. Гоголь просил оставить его, но эскулапы продолжали свое дело.

Отдых Николай Васильевич нашел лишь ночью. В полузабытьи он кричал: «Лестницу мне, лестницу!» Когда-то в детстве бабушка рассказывала ему о лестнице, которую ангелы спускали с неба. Чтобы попасть в рай, на седьмое небо, нужно было преодолеть семь ступеней… Когда наутро после дня насильственной терапии врачи вернулись для продолжения «лечения», их пациент уже предстал перед Богом. Гоголь Н. В. умер во сне. Так, по преданию, уходят люди, которых любит Господь.

pererojdenie.info