Экономическая политика сша великая депрессия

В монографии анализируются «черные годы» капиталистической мир-системы — Великая депрессия — и альтернативные пути выхода из крупнейшего кризиса капиталистического хозяйства. Центральное место уделено великой реформе в США — «Новому курсу» Ф.Д. Рузвельта; но рассматриваются также альтернативные европейские модели выхода из Великой депрессии (фашизм в сравнении со скорректированным либерализмом). Особое внимание уделено взаимовлиянию экономик СССР и США в течение социалистической индустриализации и «Нового курса».

Анализируется становление национальных моделей государства благостостояния как ответ на вызовы Великой депрессии и Второй мировой войны. Особое внимание уделяется британскому «новому либерализму», вдохновленному Дж.М. Кейнсом и У. Г. Бевериджем, и шведскому социал-демократическому «народному дому». Отдельно рассматривается макроэкономические основы развития США после реформы Ф.Д.Рузвельта. Охарактеризованы научно-технический, сельскохозяйственный и военно-промышленный аспекты лидерства США в капиталистической мир-системе.

Рассматриваются европейские пути выхода из великой депрессии, трактуемые как развилка между тоталитаризмом (итальянский и германский фашизм) и скорректированным либерализмом. Обращено внимание на индустрию досуга и развлечений как отличительную черту массового общества. Отмечено значение автодорожной инфраструктуры для послевоенных «экономических чудес» в Западной Германии и Италии.

В монографии, переведенной Анной Плисецкой (проект фонда «Либеральная миссия»), историк Бертон Фолсом развенчивает идиллическую легенду о Новом курсе Франклина Рузвельта — экономической политике, которая якобы спасла капитализм в условиях беспрецедентного всемирного экономического кризиса. Согласно Фолсому, программы Нового курса тормозили восстановление экономики, отличаясь хаотическим планированием и расточительными государственными расходами на фоне беспрецедентного повышения налогов. Автор анализирует реализацию нескольких наиболее масштабных и вредных программ: деятельность администрации восстановления национальной промышленности, администрации по регулированию сельского хозяйства, корпорации финансирования реконструкции и двух управлений общественных работ. Особое внимание автор уделяет использованию федерального финансирования в политической борьбе на президентстких и промежуточных (сенаторов и конгрессменов) выборах 1934- 1938 гг., в борьбе с региональными политическими и деловыми элитами. Федеральные средства направлялись не в те штаты, где этого требовала экономическая ситуация, а туда, где они позволяли приобрести голоса избирателей.

В сборнике представлены статьи представителей различных социальных наук. Читатель сможет познакомиться с дискуссией, развернувшейся вокруг концепции социального либерализма и опекаемых благ. В ходе нее излагаются как общие проблемы, так и их интерпретация применительно к России. Завершает сборник интересный взгляд на «эффект колеи», общественный договор и их особенности в российском обществе. Сборник будет интересен как специалистам в области социальных наук, так и всем интересующимся состоянием социально-экономических теорий, их приложением к современной российской реальности.

В работе рассматриваются причины отторжения либерализма в российском обществе. Объясняется преобладание на стороне предложения рынка идей разновидностей концепции просвещенного авторитаризма. Со стороны спроса не исключается нарастание спроса на «государственно-правовой либерализм». Анализ ситуации на рынке идей в целом позволяет предположить, что наличие спроса на свободу не очевидно, и рост средних доходов не сопровождался ростом стимулов в возникновению и поддержанию соответствующих институтов. В этих условиях социальный либерализм как одна из разновидностей либерального подхода не может быть реализован в настоящее время.

Тему социального либерализма автор рассматривает сквозь призму качества государства. Одно дело – государство, стоящее над обществом и проводящее по отношению к подданным патерналистскую политику, исходя из собственного понимания их интересов. Другое – государство, строящееся на основе договора между ним и обществом и, соответственно, предполагающее выработку социальной политики, опирающейся на согласование интересов различных групп общества и государства. В России пока существует государство первого типа, но общество уже явно недовольно этим и во все большей степени выдвигает требования перехода к государству второго типа. В методологии же социальных наук автор считает важным исследование того, в какой степени государство реализует “общий интерес” и как отразить это в аналитических и математических моделях, описывающих российское общество.

Мировой экономический кризис сделал неизбежной постановку вопроса о создании системы глобального управления, которая могла бы избавить мировое сообщество от масштабных финансово-экономических потрясений в будущем. Состоявшиеся в 2008-2009 гг. встречи стран «двадцатки» на высшем уровне породили надежду на формирование столь необходимого для решения данного вопроса политического лидерства. Намечающиеся контуры системы глобального управления пока представляются в виде треугольника, сторонами которого являются ООН, Группа двадцати и важнейшие международные институты, такие как ВТО, МВФ, Всемирный банк.

Общими причинами бушующего финансового кризиса, на мой взгляд, являются:

• Цикличность динамики мировой и национальных экономик развитых стран и усиление синхронизации этих процессов в основных центрах мировой экономики (в «Великой триаде»).

• Глобализация мировой экономики и мировых финансов на общем фоне роста политической нестабильности и угроз вооруженных конфликтов в разных регионах мира – это усиливает неустойчивость мировой экономики и глобальное движение потоков капитала.

• Специфическое воздействие высоких цен на нефть на движение ссудного капитала, «отрыв» ценообразования на этот продукт от «классического» формирования цены и «давление» огромных массивов «свободных денег» на мировые финансовые центры, создание «мыльных пузырей» и соответственно необычайный рост масштабов фиктивного капитала.

• Формирование процессов, ведущих к уничтожению конкуренции в сфере крупного финансового капитала, рост глобального монополизма, подавляющего конкуренцию.

• Снижение эффективности и качества менеджмента в США, ЕС и Японии, неоправданные риски, допускаемые им в погоне за сверхприбылями.

• Кризис Бреттон-Вудских финансовых учреждений, созданных еще в конце Второй мировой войны для регулирования мировой финансовой системы, отсутствие адекватных современной обстановке наднациональных институтов регулирования движения финансовых потоков.

• Неадекватность методологической базы (либерально-монетарные подходы), лежащей в основе современной финансово-экономической политики большинства стран мира (развитых и переходных экономик).

Российский «третий» сектор, включающий все разнообразие общественных объединений граждан, созданных для решения определенного круга задач, чаще всего рассматривается в качестве относительно самостоятельного феномена, способного оказывать влияние на политические и социально-экономические процессы. Очевидно, преобладание такой исследовательской перспективы связано с распространением дискурса гражданского общества в его интерпретации как противостоящей государству общественной силы, способной изменять качество политического процесса, вовлекая граждан в общественную активность. Вместе с тем, этот подход не всегда плодотворен для описания и объяснения российских реалий. Цель данной работы состоит в том, чтобы протестировать применимость теории социального происхождения (social origin theory), которая описывает «третий» сектор как одну из составляющих частей системы социального обеспечения, и на более общем уровне обобщения, системы разделения функций между государством и обществом в решении социальных вопросов. Такой теоретический ракурс задает методологические рамки анализа, в центре которого лежит изучение реформирование принципов управления социальной системой РФ, что влечет за собой перераспределение функций между общественными и государственными институтами. Задачей анализа является оценка происходящих реформ и их влияние на качественные и количественные изменения в российском «третьем» секторе.

Сегодня в идеологическом и политическом пространстве стабильных демократий доминирует социальный либерализм; либертарианство и тоталитарный/авторитарный коллективизм оттеснены на идеологическую периферию. В России ситуация иная. Основные идеологические акторы здесь – широко поддерживаемая в элитах и обществе авторитарная/государственническая идеология и не пользующееся серьезной популярностью либертарианство. Социальный либерализм, «зажатый» между этими противоборствующими течениями, остается еще менее популярным в элитах, чем либертарианство. Перспективы его распространения в России, по крайней мере, в ближайшей и среднесрочной перспективе, туманны.

Сборник включает статьи участников международной научно-практической конференции «Экономика и управление: проблемы и перспективы развития», прошедшей 15-16 ноября 2010 г. в г. Волгограде на базе Регионального центра социально-экономических и политических исследований «Общественное содействие». Статьи посвящены актуальным вопросам экономической, управленческой теории и практики, изучаемыми учеными из разных стран — участниц конференции.

publications.hse.ru

&nbspЭкономическая политика / Новый курс

Уроки Великой депрессии

Новый экономический курс. То, о чем еще несколько недель назад говорилось шепотом, теперь стало очевидным фактом. В своем телеобращении в минувшую среду президент России произнес заветные слова: экономическая политика будет меняться. Вот только как?

Обеспечив победу на президентских выборах Борису Ельцину, лучшие умы России постепенно начинают втягиваться в выработку долгосрочной стратегии экономического развития. Как можно догадаться, центром полемики является вопрос о роли государства. И влиятельные круги бизнеса, и региональное руководство навязывают правительству аналогию с Великой депрессией 1929-1933 годов в США. Эта аналогия усиливается еще и событийным рядом: «черный понедельник» и «черный вторник», банковские кризисы, вызванные депрессией меры по страхованию банковских вкладов, создание влиятельных инструментов контроля за фондовым рынком. Если уж России Ельцина суждено пойти путем Америки Рузвельта, то было бы нелишне посмотреть, какие уроки из событий шестидесятилетней давности могут извлечь российские власти.

Урок первый
За четыре года, с 1929 по 1933 год, реальный валовой национальный продукт США сократился на 30%. За чуть больший срок ВНП России упал почти вдвое. Главной причиной спада в США был жесточайший инвестиционный кризис, в ходе которого к 1933 году инвестиции упали почти до нуля. Поскольку в России кризис и спад в значительной степени носили структурный характер, обнуления инвестиционной активности здесь все же не произошло. Как-никак в ряде отраслей конъюнктура оставалась весьма благоприятной — нефтедобыча начала 90-х, строительство, металлургия и т. д.
Говоря о страшном инвестиционном кризисе, поразившем тогда США, многие упускают из виду, что и в годы кризиса, и в годы депрессии в Америке тоже была одна отрасль, которой в сравнении с остальными кризис нанес значительно меньший урон, — автомобилестроение. Вместе с сопутствующими производствами оно представляло собой островок относительного благополучия. Однако чрезмерное развитие автомобилестроения не только не вывело экономику из кризиса, но, как убедительно доказывают исследования американских экономистов, нанесло ей косвенный ущерб: отрасль стала магнитом, притягивающим имевшиеся в наличии скудные свободные капиталы. Позднее этот эффект был подробно описан: оказывается, быстрое развитие одной-двух отраслей приводит к относительному подавлению всех других. Отсюда и первый урок, который можно извлечь из опыта Великой депрессии: представление о том, что какая-либо отрасль или группа отраслей могут вывести из кризисно-депрессивного состояния диверсифицированную экономику с емким внутренним рынком, ошибочно. Вне зависимости от того, господствует ли в отрасли частный капитал или государственный. Ставка на лидера оказывается битой.

Урок второй
Наиболее эффективными составляющими политики Рузвельта стали, во-первых, резкое усиление государственного контроля над финансовыми рынками и отказ от «золотых сертификатов» (иными словами, обеспеченных золотым запасом Государственного казначейства США бумажных денег), а во-вторых, увеличение государственного спроса. Символом этой политики стали общественные работы, и в частности строительство дорог. Увеличение спроса со стороны государства, усилив нагрузку на госбюджет, дало в то же время необходимый толчок экономике. Национальный продукт в 1937 году достиг докризисного уровня. Важно, однако, то, что как в Америке 30-х, так и в нынешней России рост государственного потребления в значительной степени происходил за счет военных заказов. Именно поэтому главной силой, ратующей за рост госзаказа в российской экономике, всегда были представители оборонных производств. Судя по телеобращению Бориса Ельцина, он не остался глух к их требованиям, пообещав предприятиям новые заказы.
Успех рузвельтовской администрации с первых же шагов дал столь богатый материал гуру тогдашних экономистов Джону Мейнарду Кейнсу, что он подарил миру в 1936 году фундаментальный труд «Общая теория занятости, процента и денег». В нем, обращаясь к правительствам, он советует активно применять антикризисные меры фискальной политики: увеличивать трансфертные платежи, повышать расходы на оборону, развивать инфраструктуру и т. д.
Отсюда второй урок: массированное наращивание государственных закупок даже в принципе ненужной продукции и создание рабочих мест усилиями государства способно вывести экономику из коллапса и косвенно стимулировать негосударственные инвестиции в реальный сектор. Правда, при этом следует иметь в виду, что Рузвельту потребовалось шесть лет, чтобы разогреть экономику до нужной температуры.

Урок третий
Но на выполнение второго урока у российского правительства просто нет денег. Уязвимость кейнсианской модели выхода из кризиса, за которую выступают многие российские промышленники и экономисты, состоит в том, что она своей предпосылкой имеет рост налогообложения. В США 30-х годов для этого имелся огромный потенциал, поскольку налоги по сравнению с нынешними временами были смехотворно низки. В России же принципиально иная ситуация — совокупный налоговый пресс столь велик, что попытка честно платить все налоги и сборы выводит российские предприятия за грань конкурентоспособности. К тому же итоги первого полугодия свидетельствуют о печальной тенденции — собираемость налогов не превышает 60%. Из этой ситуации российское правительство может самостоятельно выйти только двумя путями: либо предприняв усилия по повышению собираемости налогов (что мы сейчас и наблюдаем), либо пойдя на дополнительную денежную эмиссию (этого также не удавалось избежать в минувшие месяцы). При этом ЦБ будет пытаться ужесточить резервные требования, о чем он уже заявил.
Отсюда третий урок: увеличение государственного спроса будет происходить в России в отличие от США времен Рузвельта в условиях ужесточения налогового режима, подавления кредитной активности банковского сектора и на инфляционной основе. В ситуации, когда, по эмоциональному заявлению пережившего финансовую проверку руководителя одной московской фирмы, «действия налоговой полиции объективно способствуют подрыву национального производства», такой путь выхода из кризиса может оказаться далеким от эффективного.

Урок четвертый
А собственно, почему все должно упираться только в государственные заказы, государственный спрос, государственное стимулирование и т. д., и т. п.? Этим вопросом через тридцать лет после появления «экономической Библии» Джона Кейнса задались скептики из конкурирующей экономической школы монетаристов. Острый на язык Милтон Фридман, экономический гуру 70-х, возмутился тем, с каким пренебрежением последователи Кейнса относились к деньгам. Из опыта Великой депрессии они делали весьма странный вывод, что «деньги не имеют значения».
Имеют! И еще какое! — доказывал Фридман. Как ни удивительно, более новые исследования показали: кризис 1929 года мог быть успешно преодолен, а Великой депрессии вообще могло бы не быть, поведи себя в тот момент правильно Федеральная резервная система. Именно ее бездействие и привело к тому, что сжатие денежной массы превратило небольшой спад в национальную катастрофу. Согласно монетаристской точке зрения, в 1930 году финансовые власти США должны были активно поддержать банковские резервы. В применении к нынешней России это означало бы не ужесточение резервных требований, а их смягчение и не навязывание банковскому сектору государственных ценных бумаг, а их выкуп с целью поддержания банковской ликвидности. Деньги на это государству даст продажа ценных бумаг на зарубежных фондовых рынках, активизация которой предусмотрена в бюджетном послании Бориса Ельцина на 1997 год. Вообще же государство должно найти меры по стимулированию притока сбережений населения в банки и ссудно-сберегательные учреждения.
Разумеется, наибольший эффект все это может дать только в том случае, если повысится привлекательность инвестирования в производство. Как ее повысить простейшим путем, не составляет секрета — надо просто снизить налоги. Собственно, так поступил в 1981 году другой известнейший американский президент — Рональд Рейган. Он снизил предельные налоговые ставки на личный доход с 70 до 50% и сократил налогообложение прироста рыночной стоимости капитала. Может быть, именно поэтому структурный кризис 70-х и кризис рубежа 80-х завершился в Америке уверенным подъемом в следующем десятилетии, а не новой Великой депрессией.
Последний урок, таким образом, сводится к тому, что, быть может, существовал гораздо менее болезненный и более быстрый путь выхода из кризиса, чем тот, что избрали администрации американских президентов в суровое десятилетие 1929-1939 годов. Поэтому считать, что рузвельтовский «новый курс» спас одну страну и полное следование ему может спасти другую, с исторической точки зрения не совсем верно.

Экзамен
О том, что на самом деле изменит в экономической политике российское руководство, официально будет объявлено, судя по всему, 10 августа. На следующий день после повторной инаугурации Бориса Ельцина заседание правительства под его председательством заслушает доклад о социально-экономическом положении страны, в котором премьер и обрисует свое видение перспектив экономического курса. Оставшийся до этого месяц будет, как очевидно уже сейчас, наполнен не только научными сварами и аппаратными склоками. Предстоит и осмысление тех уроков, которые преподает нам экономическая история. Великая депрессия 30-х годов — лишь один из них.

1. Рузвельту потребовалось почти шесть лет, чтобы разогреть экономику США до нужной температуры
2. «Новый курс» Рузвельта не единственный путь, который может вывести Россию из кризиса

www.kommersant.ru

Первые удары кризиса разразились 24 октября 1929 г., когда в США началась беспрецедентная биржевая паника. В тот день на нью-йоркской бирже было продано 12,8 млн. акций, т.е. в 1,5 раза больше, чем когда-либо ранее. Через несколько дней, 29 октября, был достигнут новый пик спекулятивного ажиотажа, когда из рук в руки перешли 16,4 млн. акций. Курс ценных бумаг на нью-йорской бирже стремительно покатился вниз. Открывалась новая страница в истории Европы.

По своему характеру и происхождению в целом мировой экономический кризис начала 30-х гг. был циклическим кризисом перепроизводства. Однако его исключительная разрушительная сила объяснялась тем, что к действию традиционного механизма циклического развития капиталистического хозяйства присоединились новые факторы долговременного характера, отражавшие глубокие сдвиги в капиталистическом способе производства на стадии империализма. Главным из них был общий кризис капитализма, начавшийся в годы первой мировой войны.

Война нанесла большой урон капиталистической экономике. Ускорив развитие одних отраслей промышленности и затормозив развитие других, она деформировала сложившуюся хозяйственную структуру капиталистических стран. В годы войны оказались нарушенными мирохозяйственные связи, существенной перестройке подверглись торговые и финансовые отношения капиталистического мира.

Ускоренное первой мировой войной развитие государственно-монополистического капитализма повлекло за собой быстрый рост концентрации производства и капитала. На этой основе произошло новое громадное усиление позиций монополий и их роли в хозяйственной жизни, что обусловило невозможность восстановления в полном объеме довоенных экономических отношений даже после ликвидации военного механизма государственного регулирования экономики. В обстановке кризиса начала 30-х гг. вполне проявились как отрицательные последствия анархии нерегулируемого капитализма, так и результата засилья монополий в экономике.

Таким образом, уникальность мирового экономического кризиса 1929 — 1933 гг. вследствие действия всех вышеперечисленных факторов была выражена в редком сочетании ряда черт: 1) его необычайной глубины, 2) его продолжительности и 3) всеобщего характера.

Продолжительность кризиса была невиданной. Возникнув осенью 1929 г., он достиг пика своего развития лишь к середине 1932 г., но и после этого потребовалось два — три года, а в отдельных странах — и более продолжительный срок для возврата к докризисному уровню.

ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ В США

Первые проявления кризиса

Биржевой крах 1929 г. был одним из первых внешних проявлений глубочайших кризисных процессов, происходивших в экономике капиталистического мира. Он вызвал огромные потрясения во всей хозяйственной жизни страны. Гигантская разрушительная сила экономического кризиса проявилась прежде всего в падении промышленного производства.

По сравнению с докризисным уровнем 1929 г. общий объем продукции американской промышленности упал в 1930 г. до 80,7%, в 1931 до 68,1% и в 1932 до 53,8%. Период с лета 1932 г. до весны 1933 г. стал периодом наибольшего углубления кризиса. И только весной 1933 г. уровень промышленного производства США начал медленно расти, знаменуя собой начало перехода экономики из кризиса в длительную депрессию.

Самое сильное падение выпуска продукции в годы экономического кризиса имело место в отраслях тяжелой промышленности. Это объяснялось прежде всего тем, что позиции монополий были там особенно прочными и сокращение производства в их руках явилось основным средством не допустить чрезмерного падения цен и поднять на высокий уровень свои прибыли. В результате добыча угля сократилась за 1929 — 1932 гг. с 543 млн. до 321 млн. т, или на 42%, а выплавка стали упала за эти годы с 61,7 млн. до 15,1 млн. т, т.е. более чем в 4 раза История США. Т.3, 1918 — 1945 / Под ред. Севостьянова. С. 152.. Летом 1932 г. сталелитейная промышленность была отброшена к уровню 1901 г., а выплавка чугуна упала даже до отметки 1896. Из 285 доменных печей, числившихся тогда в стране, действовали всего 46 Там же..

Широчайшие размеры приобрели в годы кризиса разорение и банкротство промышленных, торговых и финансовых предприятий и фирм. По официальным данным, в 1929 — 1933 г. произошло около 130 тыс. коммерческих банкротств Там же.. Кризис с огромной силой ударил и по банковской системе страны. За 4 года кризиса прекратили существование 5760 банков, т.е. пятая часть всех банков США, с общей суммой депозитов в 3,5 млрд. долл.

Невероятно тяжелы были социальные последствия кризиса. Национальный доход страны, составлявший в 1929 г. 86, 8 млрд. долл. упал в 1933 г. до 40,3 млрд., т.е. более чем вдвое. Удары кризиса в той или иной степени ощутили даже монопольные объединения. Уже в 1931 г. американские корпорации подвели свой баланс с потерей в 487 млрд. долл. В 1932 г. эти потери увеличились до 3511 млн. долл. История США. Т. 3, 1918 — 1945 / Под ред. Севостьянова. С. 152.

Но, несомненно, наибольшая тяжесть экономического кризиса объективно легла на плечи рядовых граждан. Сильнейшее падение промышленного производства, закрытие десятков тысяч заводов, фабрик, шахт, огромные недогрузки производственного аппарата — все это привело к колоссальному росту безработицы. Армия безработных, весьма значительная и в период капиталистической стабилизации 20-х гг., возросла теперь во много раз. По данным правительственной статистики, в 1933 г. в США насчитывалось 12 830 тыс. полностью безработных, а их доля в общей численности рабочей силы составляла 24,9 % Там же. С. 153. .

Однако прогрессивная общественность расценивала эти данные как значительно заниженные. Так, по подсчетам прогрессивной организации американских экономистов — Ассоциации по исследованию проблем труда, число безработных в США к началу 1933 г. составила 16,9 млн. Это означало, что в период наибольшего обострения экономического кризиса каждый третий рабочий был лишен занятости. Очень широкое распространение получила частичная безработица. По данным Американской Федерации труда (АФТ, образованная в 1886 г.), в 1932 г. полностью занятыми оставались только 10 % рабочих.

Массы безработных и члены их семей лишились всяких средств к существованию. И если сюда добавить еще тот факт, что в США отсутствовала система государственного социального страхования и многие банки лопнули, унося с собой вклады граждан, то можно сказать, что у людей не оставалось никаких надежд ни на помощь со стороны государства ни на то, чтобы вернуть свои деньги. Многие люди оказались перед реальной угрозой голодной смерти. Сюда нужно также прибавить психологическое состояние людей. В стране, где было принято работать и самому решать свои проблемы, ни на кого не надеясь, люди не могли реально помочь себе сами. Они оказались как бы в положении слепых котят, тыкающихся носами в поисках пути. Люди теряли веру в себя, свои силы. Начиналась психологическая депрессия, которая была во сто крат хуже экономической.

Однако положение людей, сохранивших работу, было не лучшим. К постоянному гнетущему чувству неуверенности в завтрашнем дне и боязни потерять работу, примешивалось то, что им постоянно понижали зарплату. Это имело место во всех отраслях промышленности. Даже по данным официальной статистики, среднегодовой заработок рабочего сократился в 1933 г. по сравнению с 1929 г. на 30%. Таким образом, сокращался общий фонд заработной платы американских рабочих, который за годы кризиса сократился реально примерно на 60%. Это означало, что процесс обнищания вновь возобновился с наступлением кризиса.

Не лучшим был и удел фермеров. С наступлением промышленного кризиса и новым еще большим обострением кризиса перепроизводства в сельском хозяйстве, большинство из них оказалось на грани полного разорения. Цены на важнейшие продукты земледелия и животноводства упали в 1932 г. в 2 — 3 раза по сравнению с 1929 г. Соответственно денежные доходы фермеров упали за эти годы с 11 312 млн. до 4748 млн. долл., или на 58 % Там же. С. 154.. Многие фермы оказались в крайне тяжелом положении. Они были десятки раз заложены и перезаложены. Кредиторы начали распродавать эти фермы за долги.

На Юге землевладельцы начали выгонять со своих земель кропперов-издольщиков (в США так называли арендаторов земли), большую часть которых составляли бывшие рабы. Были случаи линчевания.

Таким образом обстановка в стране была крайне тяжелая. И перед правительством стояла задача выхода из создавшегося положения.

studbooks.net

Великая депрессия и белорусское экономическое чудо

Споры о перегреве американского фондового рынка не утихают. Одни говорят о достижении высокого уровня равновесия новой экономики, другие спорят о глубине падения. Люди перестают бояться инфляции. Банки беспечно покупают государственные облигации. Новый век без старой депрессии? Этот вопрос особо волнует полисимейкеров в Беларуси и других переходных странах. Что будет, если бесконтрольно увеличивать денежную массу? Что будет, если позволить государству спекулировать с ценными бумагами, сбережениями населения? История преподносит нам прекрасный урок.

В кризисе виноваты чиновники, а не рынок

Споры о перегреве американского фондового рынка не утихают. Одни говорят о достижении высокого уровня равновесия новой экономики, другие спорят о глубине падения. Люди перестают бояться инфляции. Банки беспечно покупают государственные облигации. Новый век без старой депрессии? Этот вопрос особо волнует полисимейкеров в Беларуси и других переходных странах. Что будет, если бесконтрольно увеличивать денежную массу? Что будет, если позволить государству спекулировать с ценными бумагами, сбережениями населения? История преподносит нам прекрасный урок. Великий крах фондового рынка в США в 1929, бесспорно, является поворотным событием в истории мировой экономики. Это был сильнейший удар под дых свободного рынка. Миллионы людей потеряли работу. Страна погрузилась в хаос. Сбережения поколений американцев ушли так же быстро, как и деньги белорусов, которые они были вынуждены хранить «на книжках». Очереди на бирже труда напоминали наши очереди за продуктами питания. Но виновники не были наказаны. Общественное мнение обвинило банкиров, брокеров и спекулянтов. Люди, принимавшие решение печатать пустые деньги, получили лавры победителей. Это была пиррова победа, последствия которой ощущаем и мы в Беларуси. Если была бы проведена работа над ошибками, не получил бы П. Прокопович научного оправдания своей денежной политики. Десятки стран мира были бы спасены от инфляционного грабежа. 70 лет прошло, а большинство экономистов в Беларуси по-прежнему верят, что это был «провал рынка». Пусть бы себе верили на здоровье, но они же свои заблуждения реализуют на практике, разоряя производителей и потребителей.

Великие лжепророки

Вы будете верить эксперту, который постоянно ошибается? Метеорологу, который уговаривает вас не брать зонтик, когда вокруг сверкают молнии? Почему же мы по-прежнему верим экономистам, которые не увидели самый большой экономический кризис? Не видели в упор, убеждая не продавать акции. Вы верите Петру Прокоповичу, который клянется, что белорусский рубль – самая стабильная валюта в мире? На том же основании мы должны критически относиться к советам экономистов, стоящих за Великой депрессией. К их числу относятся «иконы» подавляющего числа курсов economics И. Фишер, А. Пигу, К. Викселль и М. Кейнс. Они сумели внушить политикам несостоятельные теории, которые наделали много вреда экономике, принесли много боли простым людям. Они были уверены, что экономику можно настраивать в ручном режиме. МВФ, ООН, ВБ с оговорками, в это верят до сих пор. А безответственным белорусским политикам только это и надо. До народа еще не дошло, что за новую почти бесплатную для получателя квартиру заплатили 10 тысяч людей, решивших отложить на черный день в белорусских рублях.

Жаркие слова А. Лукашенко убедили избирателей. Оптимизм экономиста Фишера заряжал массы. Профессор стал миллионером и крупным инвестором на Уолл-Стрит. Индекс Доу Джонса утроился за 7 лет. За полтора месяца до черного вторника он уверял, что «падение цен акций возможно, но ничто, что походило бы на крах, нам не грозит». Это походит на обещания белорусского правительства привлечь в экономику $50 млрд. за пять лет. 22 октября, за два дня до черного вторника, Фишер заявил: «по-моему, появляющиеся предсказания о резком изменении курсов ценных бумаг, которое затронет общий уровень цен, не имеет под собой оснований». В 1932 году индекс Доу Джонса составлял всего 40 пунктов (падение с уровня 381). Лукашенко также постоянно «кормит» народ экономическим ростом. А пришедший после работы домой рабочий в упор не видит на своем столе выросший ВВП. Ему наплевать на мистический паритет покупательной способности, если зарплаты хватает на неделю. Он никак не может связать рост цен, обещания всеобщего равенства и братства и Великую депрессию. А надо было бы.

Что общего между Кейнсом и Прокоповичем

Особым даром шаманства обладал Джон М. Кейнс. С его легкой руки экспансионистская политика Федеральной резервной системы, управление долларом было названо триумфом центрального банка. Это если бы министр экономики РБ Шимов заявил, что политика П. Прокоповича – победа новой экономической теории, что инфляция 200% – это народное благо. В конце 1927 года Кейнс уже не верил в инфляцию, считая, что «в наше время крахов больше не будет». Ему бы выступить на заседании правления Нацбанка РБ и отчитаться перед А. Лукашенко за проделанную теоретическую работу.

ФРС постепенно снижала учетную ставку процента для банков-членов ФРС по займам у центрального банка с 6,5% в 1921 г. до 4% и ниже к августу 1927 г. Весной 1929 г. Совет ФРС запретил банкам-членам ФРС выдавать кредиты для покупки акций и в конце концов поднял учетную ставку, а также прекратил чистые продажи государственных облигаций на открытом рынке. Как это похоже на Беларусь. Сначала Нацбанк дает дешевые кредиты через уполномоченные банки на строительство, колхозам и ряду заводов. Ну нет у нас фондового рынка, чтобы акции акционерных обществ накачивать наличкой. Свою долю под чрезвычайно низкий процент получает и Министерство финансов. Потом полисимейкеры понимают, что заниматься фальшивомонетничеством плохо и начинают повышать процентные ставки, ужесточать работу с заемщиками. Последствия? В Америке была Великая депрессия. Беларусь вряд ли обойдется легкой рецессией.

Голос разума и объективной науки

Только одна группа американских экономистов – представители банковской школы «здоровых денег» – негодовала по поводу инфляции 20-х годов. Б. Андерсон и П. Уиллис были сторонниками австрийской школы. В частности, в августе 1927 г., когда ФРС снизила учетную ставку до 3,5%, Андерсон говорил, что «мы подносим спичку к бочке с порохом» и «выпускаем на волю непредсказуемые психологические силы спекулятивной заразы». После краха в октябре 1929 г. он указал, что причиной этому были «чрезмерно дешевые деньги и неограниченный банковский кредит, который можно было использовать для спекуляций» в 1922 – 1928 годах. Сторонники «здоровых денег» есть и в Беларуси. Они на протяжении последних лет настойчиво повторяют как заклинание: «Перестаньте печатать деньги. Не воруйте народные сбережения». Их мнение дошло и до правительства, правда, с семилетним опозданием.

В Европе единственной группой экономистов, предсказавших обвал рынка, были венские экономисты Людвиг фон Мизес и Фридрих фон Хайек. Они почти век назад доказали, что принудительное снижение процентных ставок центральными банками неизбежно создает искусственный бум, особенно в отраслях, производящих станки и машины. Летом 1929 г. Мизесу предложили занять высокий пост в крупнейшем на тот момент банке Европы Credit Anstalt. Он отказался: «Скоро произойдет великий крах, и я не хочу, чтобы мое имя хоть как-то было с ним связано». Обвала на рынке США разорил Credit Anstalt. Что будет, если сейчас доверить белорусскую экономику либералам? Надо будет разгребать авгиевы конюшни социалистического псевдорынка. Будет больно, но на данном этапе болезнь так запущена, что без боли не обойдется. В безработице, снижении поддержки промышленности и сельскому хозяйству не будет вины либералов. Так и в Великой депрессии нет вины капитализма. Это всецело рукотворное дело плохих экономистов и доверчивых политиков, которые поставили на хромую лошадь. Почему же Беларусь изучает только лжепророков, чьи теории давно надо отправить в архив? Почему белорусская экономическая политика строится на рецептах, которые и привели к Великой депрессии? И. Ньютон как-то сказал: «Я могу рассчитать движение небесных тел, но не безумие людей». Конечно, спрос на экономические безумия у нас по-прежнему высокий. Но в XXI веке нам в Беларуси слепо повторять грубейшие ошибки прошлого века и реализовывать псевдонаучные экономические теории – глупо и преступно.

liberty-belarus.info