Купить в журнале за октябрь 2015 (doc, pdf):

Осень. Как её воспринимать, если во всей её пестроте чувствуется обыкновенное начало зимы, приближение тьмы и холода. Ещё тепло и сухо, но ты уже знаешь, что вскоре будешь рад каждому погожему деньку. Ещё тихо, но скоро подует ветер с севера. Находиться на улице станет неуютно. Голые деревья, дождь и ветер сделают своё дело.

Осенью меня настигает депрессия. Я становлюсь угрюмым и неразговорчивым. Мне кажется, что жизнь проходит зря. Я ничего не добился, ничего не успел, никого не сделал счастливым.

В ту осень всё было точно так же, только у меня появилась любимая женщина. А может быть, мне так только казалось. Я работал в лесничестве, учился в лесном институте и встречались мы большей частью в лесу на широкой песчаной дороге, по которой любили прогуливаться.

Наталья была женщиной особенной. Она много читала, знала наизусть стихи Бродского и Пастернака. С ней можно было поговорить о живописи и музыке. Её любимым композитором был Рахманинов. Признаться откровенно, я никогда не встречал женщин, которые бы так меня понимали. Я сразу ощутил в ней родственную душу. Но родственную душу не ту, которую хочется прижать к сердцу, как маленькую тёплую птицу, а ту, которая сможет понять, выслушать, дать дельный совет. Которая манит не будущим счастьем любви, а чем-то совсем другим.

Сейчас, вспоминая эту женщину, я почему-то представляю серую вечернюю полутьму, в которой едва просматривается туманная даль. Как мы идём через лес по влажной дороге, держась за руки. Мелкие снежинки иногда ударяют нам в лица, северный ветер продувает насквозь. А по бокам дороги гудят и раскачивают громадными лапами тёмные деревья.

Встречались мы тайно, потому что она была замужем. Это продолжалось две или три недели. Но однажды вечером она проговорила из темноты:

– Он приедет на следующей неделе.

Она не сказала, кто приедет, но я сразу догадался, что скоро должен приехать её муж. Первые снежинки то и дело покалывали мне лоб и щеки. В лесу как-то сразу стало холоднее.

– Он меня ни куда не отпустит. Он ревнивый…

Где-то далеко-далеко в чаще послышался протяжный стон падающего дерева, а потом – только шум ветра в вершинах деревьев.

– Мы не сможем больше встречаться.

В лесной чаще рядом с дорогой раздался странный шелестящий звук. Как будто там пыталась взлететь какая-то птица. Тонкая рука Натальи в моей ладони вздрогнула и замерла, как будто готовилась выпорхнуть из уютного гнезда. Мы замедлили шаг.

– Почему ты ничего не говоришь? – спросила она после недолгой паузы.

– Я не знаю, что сказать, – неожиданно признался я.

– Почему? – снова спросила она.

– Всё когда-нибудь заканчивается. Вот и лето тоже закончилось.

Она на несколько минут разочарованно умолкла, а потом со вздохом проговорила:

Несколько минут после этого мы ещё шагали навстречу ветру, но уже не так уверенно как раньше. Потом остановились на перекрёстке двух лесных дорог и, не сговариваясь, повернули обратно.

Теперь ветер дул нам в спины, и ни дождя, ни снега уже не чувствовалось. Кажется, даже тёмные деревья в лесу стали гудеть не так сильно как раньше.

– У моей подружки в санатории сегодня освободилась комната, – неуверенным голосом произнесла Наталья.

Я ничего не ответил, но почувствовал её взгляд на своём лице.

– Там у неё уютно. Завтра она приедет.

– А нас туда пустят? – для чего-то спросил я.

– Пустят. Я когда-то там работала, – радостно ответила Наталья. – Я договорюсь. А может, Маринка уже побеспокоилась. На осенней улице мне зябко. И настроение почему-то мрачное, как будто я украла чего.

– Это от ветра, – пояснил я.

– Да, наверное. Я боюсь простудиться в такую погоду, боюсь заболеть. Без тёплой одежды на улицу не выхожу. Корю себя за излишнюю осторожность, за ветреные поступки, неверные шаги. В такую погоду особенно остро это ощущаешь.

– Это осень. Мне в такую пору тоже невесело.

– Проснёшься утром, – продолжила Наталья, – посмотришь в окно, а там тёмные деревья и туман. Потом, правда, туман рассеивается, но солнца не хватает. Наверное, от этого и грустно.

– Наверное, – согласился я.

– В детстве я мечтала куда-нибудь уехать, чтобы не замечать осени. Чтобы её избежать. В какой-нибудь большой южный город из белого камня. Жить там, у моря, гулять по цветущим скверам. Даже рисовать пробовала. Писала плохие стихи.

– А сейчас, наверное, уже не помните ничего из того, что написали.

– Да как же. Вовсе наоборот, – оживилась моя спутница.

– Тогда прочитайте что-нибудь, – попросил я.

– Если хотите. Но прошу строго меня не судить. Я не профессионал. Просто увлекаюсь.

Она на минуту умолкла, а потом начала читать свои стихи нараспев, так, как это делают настоящие поэты:

Осень, словно мир подводный,

Влагой сковывает даль.

Ветер серверный, холодный,

Навевает мне печаль.

Выхожу гулять под вечер,

Дождик сыплет мне в лицо.

Мир беспечен, но не вечен,

Жизнь – волшебное кольцо.

У кольца привычный образ,

Нет начала, нет конца.

Вот и встретились мы оба

У незримого крыльца.

Ты сказал мне: «Всё напрасно.

Ты другая, я другой.

Мир подводный, мир неясный

Окружает нас с тобой».

Осень выставила сети,

Сердце замерло в груди.

Я одна на белом свете.

Снежный холод впереди?

Когда она закончила чтение, я хотел сказать, что её стихи не такие уж плохие и вовсе не детские. Но почему-то ничего не сказал, только посмотрел на неё с благодарной улыбкой. Мне показалось, что говорить сейчас ничего не нужно. Она и так всё понимает.

На выходе из леса к санаторию нас встретили яркие фонари, которые издалека были похожи на огромные ландыши. Дальше вдоль улицы ярко горела неоновая реклама. Плоско блестел мокрый асфальт. Ночной санаторий произвёл на меня хорошее впечатление. Сейчас при синеватом неоновом свете было не видно ни щербатых стен, ни облупившейся краски на желтоватых фасадах, поэтому всё казалось ярким, блестящим и немного расплывчатым.

Когда мы входили в серое двухэтажное здание санатория, Наталья тихо шепнула мне:

– Наша комната на втором этаже.

Вахтёр за стеклянной перегородкой вопросительно посмотрел на нас.

– Мы к Марине… Смирновой, – объяснила ему Наталья.

– К Смирновой. Да… она, кажется, что-то говорила. Только недолго. В десять мы закрываем.

Мне показалось, что вахтёр меня знает. Этот лысый мужчина неопределённого возраста в массивных очках на тонкой переносице, скорее всего, обо всём догадался. Я попробовал вспомнить, где его встречал, но так и не смог воскресить в памяти ничего конкретного.

Мы стали подниматься по бетонным ступеням наверх, и тут вдруг я осознал, что это мне не нужно. Когда я был в лесу, когда вокруг шумел ветер, когда было сыро и холодно, мне приятно было чувствовать рядом родственную душу. А сейчас я не ощущаю ничего, кроме стыда.

Я увидел, как Наталя тяжело поднимается по лестнице впереди меня. Она полная, очень высокая и привлекательная женщина. Ей примерно сорок лет, мне тридцать. Может быть, в этом возрасте всё случается именно так, как у нас – мимоходом, случайно. Но.

На втором этаже Наталья дрожащими руками открыла дверь в комнату подруги. В этой комнате на одной стене горел голубой ночник. На другой в темной раме висела репродукция с картины Иоганна Георга Платцера «Вакханалия». Признаюсь честно, я никогда не понимал картины старых мастеров, особенно те, которые поражают театральным сюжетом. Для меня так и осталась тайной суть этой академической живописи, где соседствуют белый мрамор, коричневатая зелень и столпотворение обнажённых тел.

На столе в маленькой комнате нас ждали две чашечки кофе. Кофе был холодный и приторно сладкий. Мы пили кофе и молчали. Я давно заметил, что после густого и сладкого кофе у меня начинает слегка кружиться голова, а во рту появляется неприятный горьковатый привкус. На этот раз неприятный привкус возник сразу же, как только я сделал первый глоток.

Наталья для чего-то заперла дверь на ключ. Запор при этом громко щелкнул. Потом она ушла в ванную комнату и вышла оттуда в просторном синем халате с белым воротником. Я с недоумением и досадой посмотрел на неё, не понимая, для чего она это сделала. Сейчас её полнота, её капельки пота над верхней губой меня откровенно раздражали. Она села на кровать своей подруги и всем телом откинулась на высокую подушку. После недолгой паузы спросила:

Её вкрадчивый грудной голос заставил меня вздрогнуть. Руки она закинула за голову. При этом её большие полные груди под халатом тоже слегка приподнялись.

– Здесь хорошо. Уютно. Правда?

Я понимал, что с моей стороны сейчас должны последовать некие действия. Я должен был найти и произнести какие-то очень нужные в данный момент слова. [. ]

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в октябре 2015 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за октябрь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

newlit.ru

Мое имя – Депрессия, мой лучший друг – Кокаин

Мое имя – Депрессия, мой лучший друг – Кокаин.

Я возвращаюсь с работы, ноги болят, они пульсируют. Двадцать минут до остановки, еще столько же нахожусь на ней, и столько же в маршрутке. Под глазами синяки, не помню, когда нормально удавалось поспать. Каждый день одна и та же пластинка, работа – дом, каждый день, будто в бреду. Но вот неделя прошла, завтра долгожданный выходной.

Скидываю куртку, снимаю ботинки и сажусь на старый диван, волокна на нем почти все стерлись, скоро наружу полезет поролон, бока подраны котом. Я взял животное, надеясь, что мне будет, не так одиноко, но и это не помогло. Беру пульт, включаю кабельное ТВ. Сотни каналов, а смотреть почти нечего. Вечерние новости, люди прыгают с крыш, они устали жить. Маньяк поймал и убил еще одну жертву, выходить на улицы не безопасно. Пьяный водитель сбил насмерть пятерых на остановке. Новые выборы президента, голосуйте за номер один, он изменит мир к лучшем, голосуйте за номер два, он повысит вашу зарплату, голосуйте за номер три ваши улицы будут чище, дороги лучше. Ложь, пыль в глаза, им нужны ваши голоса, они скажут все, что вы хотите услышать. Вы сделаете выбор, они плюнут в лицо, ударят по яйцам, а когда вы упадете, последует еще несколько ударов. Я переключаю каналы, идиотское шоу, где люди выставляют свою личную жизнь напоказ, они ссорятся, дерутся, кричат, совершают шокирующие поступки, чего не сделаешь, ведь за это платят деньги. Чем аморальнее ты себя ведешь, тем выше рейтинги, люди привыкли жрать говно. Я переключаю дальше. Новости спорта. Лучшие из лучших, они берут золотые медали, это те люди, которые изо дня в день работали на износ, находясь в спортивном зале. Они принимают препараты, чтобы ускорить процесс. А потом все говорят, вот он, здоровый образ жизни. Я щелкаю дальше. Новый конкурс красоты. Выиграла блондинка, она счастлива, плачет, ее мечта осуществлена, и все равно, что ее муж отдал сотню тысяч, за первое место. На заднем плане стоят еще две привлекательных девушки. Они красивей победительницы. Я подметил ту, что с черными волосами, в черном платье. Видимо у нее нет таких денег, поэтому она сейчас плачет. Точно так же как и у меня – недостаток финансов, часть уходит на квартиру, часть на еду, самая большая на наркотики. Они спасают меня, ведь мое имя Депрессия. Если не кокаин, я завтра же окажусь в новостях, они скажут – он спрыгнул с крыши, он был так молод, что могло подтолкнуть это дитя на столь отчаянный поступок!?

Я выключаю телевизор, ничего там нет, что бы могло меня заинтересовать. Нужно сходить и отключить кабельное. Но тратить выходной на это не хочется. На колени запрыгивает кот. Он мурлычет, видимо рад видеть меня. Я провожу рукой по его мягкой шерсти. Он мяучит, напоминает мне о том, что стоит его покормить. Встаю, плетусь на кухню. Кот бежит туда же, обгоняя меня и виляя хвостом. Достаю из шкафа кошачий корм и насыпаю в его чашку. Кот начинает грызть корм, от которого странно пахнет. В нем полно ароматизаторов, они так манят. Сам ставлю подогреваться чайник. Пока тот греется, достаю пакет с лапшой. В нем полно глутамата. Готовить, стоять у плиты мне не хочется. Давно этим занималась Лиза, но потом она ушла, ведь мое имя – Депрессия. Пока готовится лапша, я смотрю в окно.

Дети бегают на игровой площадке. Никаких забот. Вспоминаю те годы, когда я был на их месте. Лучшие годы в жизни, когда ты не о чем не думаешь, когда не научился понимать этот мир и тебя не преследуют заботы. Пятеро детишек бегают друг за другом, смеются, резвятся. Один разобьется с женой на машине. Другой станет спортсменом и будет работать на износ, считая, что это правильным, это смысл его жизни, а потом одна травма и все к чему так стремился, отправится тартарары. Другая родит двоих, и останется с ними одна, мужу лучше с другой. Третий вложится в акции, заработает и станет богатым, каждый вечер будет выпивать по бутылке шампанского, а потом пустит себе пулю в лоб. Последний забьет до смерти жену, и проведет остаток жизни в тюрьме.

Лапша готова. Не особо хочется есть, но я все равно сажусь, зная, что после первой ложки само пойдет, свое сыграет усилители вкуса. Последнее время ем мало, ведь мое имя – Депрессия. Но если этого не сделать, я свалюсь обессиленный. Доедаю, кидаю грязную чашку в раковину к остальным. Иду в комнату и достаю книгу с полки, на которой надпись «Двадцать шагов к счастью, помощь от депрессии». Открываю ее, в середине лежит пакетик. В них часто продается бисер, конфеты, прочие мелочи, ну и конечно белый порошок. Единственное средство, от депрессии. Когда-то все наркотики применяли в лечебных целях. Но одни из -самых сообразительных людей поняли, что можно получить от лекарства нечто большее. Скоро уже начнется моя вечеринка. Я ставлю книгу обратно. Беру горелку, ложку, стакан воды и вновь сажусь на диван. Кот объевшись, уже спит. Я раскладываю все на столе. Не хватает шприца, встаю, иду в коридор и достаю его из куртки, его я купил после работы в аптеке.

Включаю музыку, которая подчеркивает всю серость этого мира. Беру порошок. Высыпаю 0, 4 грамма на ложку или больше, я сыплю на глаз, достаточно было бы и 0, 1, но в городе не найти на столько чистого кокаина, есть только разбавленный всякими нейтральными порошками. Когда-то это был красивый кокаиновый куст. Мексиканцы обрабатывают его керосином и перетирают, получается паста. При добавлении соляной кислоты, получается соль – гидрохлорид кокаина, которая сейчас у меня на ложке. Я распаковываю шприц. Поджигаю горелку, шприцом набираю немного воды, добавляю в кокаин, разбавляю его, чтобы можно было набрать в шприц. Подношу ложку к горелке, вода кипит и смешивается с кокаином, превращаясь в однородную массу, я слегка помешиваю, не хочу, чтобы хоть одна капля пролилась. Тушу горелку. Смесь немного остывает, и я втягиваю ее шприцом. Беру пояс от халата, который лежит на спинке дивана. Перетягиваю себе руку. Надавливаю на шприц, чтобы показалась капля, не хочу, чтобы внутрь попал воздух. Втыкаю аккуратно в вену иглу, и впускаю в себя содержимое. Успеваю отложить шприц, и ослабить руку. Откидываю голову назад, кажется, вечеринка начинается…

По спине проносятся мурашки, приятное ощущение. Эйфория. Я вновь ребенок, совсем маленький чтобы замечать всю сложность этого мира. Меня не заботят мировые проблемы, они не сдавливают, не ломают кости. У меня больше нет кредитов. Мне не нужно платить за квартиру. Я улыбаюсь. Когда-то серая, грязная, безжизненная комната – наполняется яркими красками. Посреди комнаты образовалась огромная радуга. Кот просыпается и начинает подпевать, двигая лапами в такт музыке. Телевизор включился автоматически, и на каждом канале только позитивные новости. Нашли лекарство от СПИДа, бедности больше нет, никаких террористов. В дверь раздается стук. Я открываю, это Лиза решила вернуться обратно, она целует меня, и проходит в зал, туда, где радуга и играет музыка. Она присоединяется к коту, и они вместе танцуют. Я научился летать. Подлетаю к окну, и наслаждаюсь голосами детей, которые доносятся с игровой площадки внизу. Каждый из них будет счастлив в мире, каждый достигнет желаемого, их семьи будут идеальны, а кошельки будут наполнены деньгами. В мире нет больше проблем, я пытаюсь вспомнить, что меня так тревожило все это время, но ничего не получается.

Меня не волнует тот факт, что через три дня меня найдут мертвого, не волнует, что я переборщил с дозой, ведь я счастлив, это моя вечеринка. Наверно позвонят с работы, что я не вышел, а так, сколько бы я еще находился тут? До того момента, пока бы не пришли за кварт платой, или бы соседи не учуяли зловонный запах. Если бы не кошка, которая начала поедать мой труп от голода, грызть мои щеки и нос, то те, кто меня нашел, увидели бы, что я улыбался. Хотя нет, ведь я умер в агонии. Но этого не помню, играла музыка, пел мой кот, и танцевала Лиза, моя любимая Лиза, которая вернулась ко мне. Дерьмовый мир ничего не значит, ведь в моей жизни вновь белая полоса.

yapishu.net

Baggage of Thoughts

Депрессия. Рассказ

Подражание Михаилу Зощенко

Ходила я намедни к психологу лечиться от депрессии. Я чего пошла-то, смотрю вокруг и вижу, что все от депрессии лечатся, лекарства горстями жуют и на соседей бросаются. Ну, думаю, чем я хуже? Я давно на соседа сверху косо смотрю и собиралась уже от косоглазия лечиться, но решила, что от депрессии, конечно, моднее будет.

Так вот. Прихожу к психологу, все чин чинарем, жду своей очереди, по сторонам наблюдаю. Впереди меня народ такой приличный собрался: кто на телефоне в лапту играет, кто сериальчик в телевизоре рассматривает, кто ногти грызет и посыпает голову пеплом. Сразу видно — надежды на излечение нет.

Вызывают меня. Захожу в кабинет, трясусь для приличия, все-таки депрессия у меня, значит, нервы расшатаны, а потому — можно.

Врач стоит ко мне спиной, ну думаю, готовится мне установку давать на полнейшее выздоровление. Собирается с мыслями.

Наконец поворачивается. В руках тарелочка, на ней свеженарезанный бутерброд с колбаской. Ставит чайник и предлагает мне присаживаться.

Сажусь. Чайник пыхтит, я тоже — для солидности.

— Ну, гражданочка, рассказывайте, что у вас в жизни стряслось? Как вы докатились до своего состояния?

— Тут все ясно, — говорю. — Жизнь такая, суетная. На самораскопки времени не остается. Душа в темноте, денег нет, ем много…

Врач громко жует и благодушно кивает. Я сглатываю и продолжаю, пальцы загибаю, чтоб чего не забыть:

— Ну, еще у меня планы наполеоновские на полке пылятся. На работе не уважают ни граммулечки. Муж цветы покупает редко, а сам посуду не моет и носки разбрасывает.

Тут я даже прослезилась. Вот в чем корень моих проблем! Во всем виноват муж и его носки. И незакрытый тюбик зубной пасты.

Врач тем временем по полкам стола шарит и все больше хмурится. Не находит. Плохи мои дела, это ясно.

— Продолжайте рассказывать, — дает добро доктор. А сам идет в смежную комнату, перебирает содержимое полок и наконец возвращается с мятой пачкой зефира.

— Извините, пациентка, просто я ненавижу пить чай без сладкого, — виновато говорит врач. Сел опять, закусил зефиром, чаек прихлебывает. Ну и я себе налила, конечно.

А за окном дождь и хмарь. Машины дворниками размахивают, дворники матом покрывают прохожих. Лепота. Взяла себе зеферину.

— Так, вы ничего не забыли? — спрашивает психолог. — Может, болит чего, заболевания хронические там? Травмы детских лет? Желания переехать в Сингапур нет?

— В Сингапур нет. Вот в Италию слетать хочу… И сапоги новые не помешают. А болезней нет. И в детстве не обижали.

— А меня обижали, сладкого лишали. Называли сарделькой. Вот с тех самых пор я мечтаю переехать в Сингапур. Понимаете?

Я не понимала, но на всякий случай кивнула.

Доктор поправил галстук, воодушевился и продолжил:

— В Сингапуре всегда лето. Там меня никто не знает. Там меня ждет новая жизнь. Я брошу эту никчемную профессию и воплощу в жизнь свою давнюю мечту — стать безработным. И буду много есть, назло диетологам. Назло жене. Назло миру. Вы меня правда понимаете?

Я кивала всей головой и на всякий случай крепко прижимала к себе сумку.

Доктор вскочил и быстро заходил по кабинету, потирая руки.

— Ну вот и отличненько! Тогда поедем вместе! Плевать на вашу дурацкую работу, эгоиста мужа и сапоги на меху! В Сингапуре всегда лето, обойдемся вьетнамками! Поедем сегодня же!

Пот заструился по моей физиономии, скукоживая штукатурку макияжа. Дыхание перестало быть свежим, оно вообще затаилось в ужасе. Мысли о депрессии остались далеко, и вся моя прошлая жизнь показалась сказкой. Я напряженно думала о том, как бы отсюда выбраться живьем.

— Ну тогда я, пожалуй, пойду, — робко пролепетала я.

— Куда? — подняв бровь, осведомился доктор.

— Так, это… чемоданы собирать.

— А как же депрессия?! — зловеще спросил он.

— Какая депрессия? У меня все замечательно! Никаких проблем! — заорала я.

— Ах нет? Вот и ладушки, — ласково сказал доктор, поправил прическу и сел за стол. Затем он достал чистый бланк и ручку с золотым пером.

— Вы совершенно здоровы, милая, — сказал психолог. — Вам просто не хватает адреналинчика в жизни. А чтобы он был, вот вам счет на триста долларов. Будете хандрить, приходите еще. Можно и с супругом. Следующий.

bendetka.wordpress.com

Темная сторона жизни «домашней» мамы: рассказ женщины, устоявшей против депрессии

За внешним благополучием нередко прячутся глубокие проблемы, боль и страхи. Неписаное правило жизни молодых мам, которые сидят дома с ребенком, запрещает им жаловаться и высказывать недовольство. Потому как в глазах окружающих и даже собственных мужей и родственников их жизнь лишена настоящих проблем. Будни неработающей мамы многим кажутся безмятежной игрой в дочки-матери. Непосвященные думают примерно так: «Ну что, в конце концов, там сложного? Покорми ребенка, погуляй с ним, наведи порядок, постирай и сиди себе, отдыхай». Именно такие стереотипы заставляют женщину скрывать свой душевный дискомфорт, хроническую усталость, неудовлетворенность, а зачастую и настоящую депрессию. Мы предлагаем вам историю «домашней» молодой мамы, которая на себе испытала, что это такое – жить на грани депрессии и ненавидеть себя за это.

Зоя, 28 лет: «Все покатилось по наклонной, когда моя двухлетняя дочка перестала спать днем. Эти три блаженных часа просто перестали существовать. А вместе с ними – и мое личное время тишины и такого необходимого мне одиночества. Я знала, что рано или поздно это случится, но и представить не могла, какой эффект это произведет на мое душевное здоровье.

Говорят, депрессия – это злость, направленная вглубь самого себя. Именно это со мной и происходило. Всякий раз, когда я чувствовала себя угнетенной и подавленной, я злилась на себя. Ведь мне казалось, я просто не имею права быть несчастной. И если я испытываю такое, значит, это только моя распущенность, безволие. Короче, моя вина. И это давило, как будто я несла на своих плечах тяжелый груз. Я буквально выдыхалась. Я думала: как я могу быть недовольной или грустной, ведь вокруг там много людей, которым намного хуже, чем мне. А у меня есть крыша над головой, семья, ребенок, мне не нужно ходить каждый день на работу, мне не нужно думать, как выжить. Но, честно говоря, меня это совсем не утешало. Я чувствовала, что была какая-то трещина в моей душе и психике, которая появилась сразу после рождения ребенка. Я, конечно, слышала о послеродовой депрессии, но ни на секунду не «примеряла» этот страшный и не совсем непонятный термин на себя. Это ведь, кажется, о тех женщинах, которые перенесли тяжелые роды или оказались в неблагополучной семейной ситуации. У меня же все было хорошо. Здоровые дети, любящий муж, относительный достаток. Ну, а то, что я вот уже два года каждый день закрываюсь в ванной и реву до тошноты, так это просто нервы шалят.

Эти рыдания разрывали мне легкие, слезы лились и лились, но не приносили облегчения. В горле словно камни перекатывались. Больше всего я боялась, что дочка или муж узнают об этих приступах. Я жила в постоянном страхе разоблачения. О том, чтобы поделиться с кем-нибудь, не было и речи.

А потом старшая дочка перестала спать днем. И если раньше у меня был маленький островок, куда я могла спрятаться, то теперь он ушел под воду. У младшей дочки резались зубки, она плакала своим излюбленным воем, который, казалось, впивался в каждую клеточку моего мозга. А старшая вдруг начала бояться темноты и каждую ночь придумывала новых монстров, которых мне полагалось отыскать у нее в комнате и убить собственными руками. Но вот кто отыщет и прикончит моих монстров?

Днем меня одолевала такая апатия, что каждое движение давалось с огромным трудом. Кормление, памперсы, обед, прогулки, Лего, куклы, снова кормление, снова памперсы. Баба-робот устаревшей модели. К вечеру, когда муж возвращался с работы, меня уже отключали от розетки. Я не была способна говорить, слушать, улыбаться. Ведь теперь у меня не осталось даже возможности закрыться в ванной на свои традиционные рыдания. Уже через минуту в дверь стучали крошечные кулачки: «Мааам! Открой! Мааам!».

И снова чувство стыда за то, что я плохая мать и плохая жена, наваливалось бетонной плитой. Мне казалось, что все мои подруги и знакомые справляются со своей ролью родителей легко и непринужденно. И только я одна такая. Я ничего не успевала, забывала намеченное, путала запланированное. И ненавидела себя за это.

Я считала, что не могу жаловаться мужу и просить его помочь мне. Он же так много работает, чтобы обеспечить нас, так сильно устает и так радуется каждой минуте, проведенной с нами. Мне во чтобы то ни стало хотелось сохранить беззаботный и счастливый вид. Но это забирало еще больше душевных сил. И если вечером, в присутствии мужа, я еще крепилась как могла, то днем, оставшись наедине со своими демонами, я постепенно сходила с ума.

Весь день я проводила в тупом оцепенении, на автомате играла в спектакле «Образцовая мать семейства на гране нервного срыва». Смех и плач детей, их вопросы, просьбы и требования я слышала, словно сквозь толстый слой ваты. Я не помнила, ела ли я, умывалась ли, разговаривала ли с кем-то сегодня. Это был замкнутый круг: я чувствовала себя несчастной из-за ненависти к себе, а ненавидела себя потому, что чувствовала себя несчастной.

Сейчас, когда я день за днем, медленно, как тяжело больной, начала возвращать себе силы жить и любить своих детей, я понимаю, что была на краю пропасти. Депрессия – это не выдумка истеричных женщин. Это серьезное заболевание с множеством лиц. И я была слишком наивна и глупа, думая, что все это моя вина и я сама в силах изменить это состояние.

Я осознала, что самой мне не справиться, когда на полном серьезе решила развестись с мужем и оставить ему детей , чтобы они не страдали от того, что у них такая ненормальная мать. И мне стало страшно. Я испугалась самой себя. И в очередной «рыдательный» приступ я схватила попавшийся под руку дочкин альбом для рисования и вместо привычных слез начала описывать все, что было у меня на душе и в мыслях. Я писала не останавливаясь, это был безумный поток моего измученного сознания. Там не было ни запятых, ни точек, одни восклицательные знаки. Пусть с помощью одних лишь букв, но я наконец-то могла кричать, выть и выворачивать свою душу наизнанку. Когда все чистые листы в альбоме закончились, я продолжала писать прямо на дочкиных шедеврах. Вечером я отдала свою писанину мужу. Просто набрала в легкие воздуха и будто прыгнула в прорубь. Муж долго сидел на кухне, читал, курил и снова читал. А потом тихо и просто спросил: «Заяц, что же ты мне раньше не рассказала?». И тут я с ужасом подумала: «Как я могла верить своим страхам, своей ненависти к себе, но не доверять моему любимому мужу, моему лучшему другу?».

Нам еще далеко до хеппи-энда, но главное, что мы снова все вместе. Мы придумываем новый распорядок дня и новое распределение обязанностей, которое давало бы свободу всем. Мы начали учить наших детей уважать наше личное пространство и сами учимся уважать их желания. Мы с мужем дали друг другу обещание не притворяться счастливыми, а просто жить как получается. И я больше не чувствую себя словно в безвоздушном пространстве. Как же я могла забыть, что рядом всегда был человек, способный прогнать монстров из-под моей кровати и из моей души».

m.babyblog.ru

Рассказ депрессия

Надеюсь, это поможет кому-нибудь найти дорогу обратно или посмотреть на своих близких и стать для них спасительным огоньком.

С момента, когда я начал выходить из клинической депрессии, я стал временами, в свободное время, изучать её, разговаривать о ней, и мне показалось, что некоторые вещи и моменты, которые объединяют всех страдающих БДР.
Поэтому попробую описать моменты, которые выделил для себя.

1. Человек, находящийся в депрессии, испытывает грусть и тоску.

Вообще, нет. Да, грусть и тоска присутствуют, но не более, чем у любого другого человека.
Когда я только начинал работать с психологом (правда, продлилось это недолго), она меня просила — что я чувствую? Я назвал где-то 20-30 разных чувств, начиная от злости, ненависти, грусти, заканчивая садистскими удовольствиями.
Но не назвал главных. Человек в депрессии испытывает стыд и вину. Ему стыдно за своё существование, за то, что он неудачник; за то, что окружающие тратят на него время; за то, что он тратит деньги своих близких; за то, что он занимает чьё-то рабочее место или место в университете; за то, что родители пытались дать тебе лучшее, а ты подвёл их.
Стыд и вина питают депрессивное состояние человека и приводят его к мысли, что самое лучшее решение — это исчезнуть. Нет, не убить себя, а именно исчезнуть — сделать так, чтобы тебя все забыли, ты больше не был частью ничьей жизни. Это нужно, чтобы избавиться от чувства вины за то, что ты портишь чужую жизнь. Этакое социальное самоубийство.
Ну а физическое самоубийство является наиболее простым и эффективным способом исчезнуть. Можно уйти в лес, но это слишком страшно и, честно говоря, для неподготовленного и подавленного человека является просто более долгим и мучительным вариантом самоубийства.

2. Депрессия — это плохое настроение. Если мыслить позитивно и дождаться белой полосы в жизни, то депрессия пройдёт.

Нет. Клиническая депрессия вводит тебя в состояние психологической ловушки.

Любой успех ты списываешь на удачу/предвзятость оценивающих/незначительность успеха.

Любую неудачу — как подтверждение собственной никчёмности, ничтожности.

Этот цикл в свою очередь усиливает чувство вины, потому что успех ты не заслужил, а неудача усиливает мнение, что ты зря портишь воздух.

А чувство вины подпитывает клиническую депрессию.

Позитивное мышление ты воспринимаешь как слабость, неспособность признать, что ты всё портишь.
Есть фраза, что всегда существует азиат, который сделает лучше тебя. Это тип мышления страдающего депрессией человека.
Ты не нужен на работе, потому что есть человек, который справится с твоими обязанностями лучше тебя, а ты только мешаешь.
Ты должен расстаться с девушкой потому, что есть человек, который её сделает счастливее, чем ты, а ты её обрекаешь на унылую жизнь.
Твой брат/сестра — лучший ребёнок в семье, а ты только всё портишь. Даже если ты единственный, твоим родителям жилось бы гораздо лучше, если бы ты никогда не рождался.
Ты не должен тратить на себя деньги, потому что им можно найти более достойное применение.

И когда ты нарушаешь это мышление — продолжаешь работать/учиться в универе, например, ты испытываешь чувство вины потому что забираешь это место у того, кто сделает это лучше тебя. И ты знаешь, что таких людей в мире — 70 — 80%. Ты — ничтожество.

3. Депрессия нужна, чтобы привлечь к себе внимание.

Боже упаси. Самое страшное, что могло бы произойти в моей депрессии, это то, что о ней бы узнали посторонние.

Человек, страдающий депрессией, испытывает за неё чувство вины. Он не хочет отвлекать других своей «никчёмной сущностью» от «более важных дел».

Для меня маленьким подвигом были даже мелкие бытовые просьбы — например, передать соль. Если мне её передавали, то я потом чувствовал себя обязанным перед этим человеком. И чувство обязанности нелинейно усиливалось по мере роста «сложности» просьб. Если я просил человека погулять со мной, то я чувствовал, что моим моральным долгом перед ним стало закрыть его от пуль своим телом.
Поэтому человек в депрессии не будет изливать перед вами душу и плакаться в жилетку. Напротив, он будет изображать жизнерадостного, уверенного, успешного человека, только бы не приносить беспокойство и негатив в вашу жизнь. На вопросы «как дела?» он будет отвечать «отлично», «лучше некуда)» или, в худшем случае, «нормально».

4. Развитие депрессии можно отследить по ухудшению эмоционального состояния человека.

Нет. Напротив, чем ближе к суицидальному состоянию человек, тем более жизнерадостно он будет себя вести. Он будет лучше работать, чаще шутить, больше помогать окружающим, проявлять о них невиданные грани заботы.
Таким образом он пытается извиниться за своё самоубийство и тот шок и негатив, который он принесёт в жизнь окружающих, которые ничего плохого ему не сделали (возвращаемся к чувству вины).

Он может начать делать что-то, чего раньше не делал — например, писать музыку или картины, чтобы отдать миру остатки себя и, если можно так выразиться, «умереть пустым».

5. О человеке в депрессии надо проявлять больше заботы и делать это демонстративно, показывая тем самым, что он вам небезразличен.

Ни в коем случае. Забота — да, демонстративность — нет. Демонстративностью вы вызываете у него чувство вины за то, что переживаете за него, волнуетесь, тревожитесь, тратите время, хотя он этого не заслуживает.

6. Если не по эмоциональному состоянию, то как вообще отследить тяжёлую депрессию у человека?

Очень сложно, но я вижу несколько маркеров, которые могут вызвать подозрения на депрессию:

1) Полное безразличие к своему состоянию, своему будущему и настоящему.

Если человек травмировался, но от любой помощи он отмахивается со словами «а, фигня», «само пройдёт», хотя обстановка не располагает к этому (травма достаточно серьёзная, а окружающая обстановка спокойная), то, возможно, человек находится в депрессии.

Если на вопросы «что ты любишь?», «что ты хочешь на ужин?», «где бы ты хотел жить?» и любые вопросы о вкусах, желаниях и предпочтениях человек отвечает неопределённо или выказывает отсутствие каких-либо желаний;

2) Если любимой фразой человека стало словосочетание «Спасибо и прости» и его аналоги: «спасибо и прости пожалуйста», «извини и спасибо» и пр;

3) Если человек большую часть времени склонен гиперболизировать свои недостатки и преуменьшать свои достоинства.

Если он демонстративно ведёт себя негативно, когда о нём пытаются упоминать в хорошем ключе;

4) Если на услышанное в свою сторону «спасибо» человек в ответ рассыпается извинениями, что не смог сделать лучше.

Если на услышанное «спасибо» человек спешит всех уверить, что он на самом деле ничего не сделал;

5) Если человек уменьшает свои социальные контакты, отдаляется ото всех, становится более отстранённым, перестаёт делиться своими негативными переживаниями;

то это повод заподозрить у человека депрессию.

Пост получился длинным, но, надеюсь, полезным. Я ни разу не профессиональный психиатр, но вижу ситуацию с немного другой, чем профессионалы, стороны.
Спасибо.

pikabu.ru