Великой депрессии – 80 лет

Олег Митяев, экономический обозреватель РИА Новости.

Начало крупнейшего мирового экономический кризиса 1929-1933 годов, или, как его принято называть в США, Великой депрессии, принято отсчитывать от биржевого краха в Соединенных Штатах, разразившегося 24 октября 1929 года. Ровно 80 лет назад. Характерно, что и началом нынешнего кризиса принято считать схлопывание 15 сентября 2008 года «мыльных пузырей» на американских биржах вслед за банкротством одного из крупнейших мировых банков Lehman Brothers.

Между Великой депрессией и кризисом, переживаемым сейчас, действительно, можно найти много общего. Порой это, возможно, просто любопытные совпадения. В то же время надо признать, что именно в период Великой депрессии впервые были выработаны механизмы выхода из столь комплексного кризиса, которые сейчас с переменным успехом пытаются применять ведущие мировые правительства.

1920-е: как хорошо все начиналось и как плохо закончилось

В 1920-е годы экономики ведущих стран мира восстановились после Первой мировой войны, вступив в период стабилизации. В конце 1928 года в США состоялись очередные президентские выборы. Они проходили под лозунгами «процветания» и «исключительности» американской экономики. Победу на них одержал республиканец Герберт Гувер, который смог внушить американцам, что продолжит проводить политику, принесшую процветание.

Став президентом, Гувер выдвинул программу «уничтожения нищеты». В 1929 году по заданию Белого дома группа экономистов опубликовала исследование о состоянии американской экономики, в котором пришла к выводу: «Наше положение благоприятно, быстрота нашего движения изумительна». Но президентство Гувера совпало с самым крупным в истории мировым экономическим кризисом, отличавшимся от всех предыдущих и последующих глубиной, продолжительностью и универсальностью.

В октябре 1929 года на Нью-йоркской фондовой бирже произошло стремительное обрушение котировок акций. Началась их паническая распродажа. Вслед за этим стали закрываться фабрики и заводы, появилась массовая безработица, экономическая жизнь в США оказалась в полном расстройстве. Всего за период с 1929 по 1932 годы «лопнул» 5761 банк с общей суммой вкладов $5 млрд. За это время промышленное производство в США рухнуло на 46% по сравнению с 1929 годом – до уровня 1905-1906 годов. Выпуск автомобилей упал на 80%.

Промышленный кризис переплелся с аграрным. За 4 года кризиса более чем на 30% сократилось потребление хлопка. На 82% снизился вывоз пшеницы. Цены на сельскохозпродукты упали в 3-4 раза по сравнению с 1929 годом.

В условиях, когда спрос со стороны населения и инвестиции со стороны предпринимателей упали, администрация Гувера попыталась взять на себя функции госинвестора, а также простимулировать спрос на продукцию фермеров. Власти США предложили вложить $8 млрд в капитальное строительство, еще $3 млрд обещали инвестировать в свои предприятия владельцы промышленных и железнодорожных монополий. Были созданы Реконструктивная финансовая корпорация и Федеральное фермерское бюро.

Последнее закупало сельскохозяйственные продукты с целью повысить цены на них и дать стимул фермерам. Однако в конце концов выбросило эти продукты на рынок, что привело к еще большему падению цен на них.

Реконструктивная финансовая корпорация, имевшая в своем распоряжении $3,8 млрд, выдавала кредиты промышленникам и банкирам, пытаясь оживить таким образом банковский сектор и производство. Но и эти меры не дали результата.

Кроме того, правительство США повысило ввозные пошлины на импортные товары. Всего же 76 стран мира во время Великой депрессии ввели или увеличили таможенные барьеры. В результате объем международной торговли упал на 2/3. Разрыв мирохозяйственных связей сделал выход из экономического кризиса 1929-1933 годов еще более медленным и трудным.

«Новый курс» («New Deal»)

Программа Гувера оказалась неудачной попыткой стимулирующих мер правительства, имевших целью вывести экономику из кризиса. Неудивительно, что на следующих выборах президента США в ноябре 1932 года победу одержал демократ Франклин Рузвельт, который выступил с программой «нового курса». Избирателям он обещал простые вещи: работу безработным, повышение цен на сельскохозяйственные товары и финансовую помощь фермерам.

Но в действительности Рузвельт осознавал, что капитализм вступил в новую эру и перед ним стоят задачи, которые до него не приходилось решать никому. В 1920-е годы произошел крах свободной торговли, и эти годы можно назвать «заповедником монополий». Кризис 1929-1933 года оказался столь глубоким в силу того, что монополисты не снижали цены на свою продукцию и автоматического выхода из спада, как в прежние циклические кризисы, не происходило. Великая депрессия оказалась не только циклическим, но и структурным экономическим кризисом.

Выйти из него можно было двумя способами: либо раздробить монополии, что не представлялось возможным; либо подчинить монополии более могучей силе – государству. Рузвельт выбрал второй вариант и с марта 1933 года провел ряд молниеносных реформ, получивших общее название «новый курс» («New Deal»).

Во-первых, он расчистил финансовую систему, объявив мораторий на работу всей банковской системы страны: надо было отделить жизнеспособные банки от нежизнеспособных. Через 2 недели из 25 000 действовавших в стране банков вновь открылись только 10 000.

В июне 1933 года Рузвельт добился принятия закона об оздоровлении национальной промышленности. Так как сами монополии не могли найти выход из кризиса, в соответствии с этим законом на основе «кодексов честной конкуренции» стало проводиться принудительное распределение рынков сбыта и установление минимальных цен на продукцию.

Закон предусматривал право на создание профсоюзов, заключение трехсторонних договоров между государством, предпринимателями и профсоюзами. Эти соглашения оговаривали размер зарплаты и продолжительность рабочего дня. Поэтому «New Deal» на самом деле означает «новую сделку» между правительством, бизнесом и рабочими.

Вообще, социальное регулирование начало развиваться в США только в условиях «New Deal». Уже после Великой депрессии в 1935 году был принят закон Вагнера, запрещающий преследование рабочих за участие в профсоюзах и стачках. В том же году был принят закон о социальном страховании.

В годы Великой депрессии и после нее Рузвельт выделил $12 млрд на так называемые общественные, а в действительности государственные работы для безработных. В результате были построены крупные шоссейные дороги, мосты и прочая инфраструктура. Таким образом, государство заменило в качестве инвестора частный капитал, находившийся в кризисе, и создало платежеспособный спрос со стороны наименее обеспеченных граждан (в начале 1933 года армия полностью безработных в США составляла 17 млн.)

С кризисом в сельском хозяйстве Рузвельт боролся весьма специфическим для того времени образом. Фермерам выдавались субсидии, но не на увеличение, а на сокращение производства.

Таким образом, политика «New Deal» представляла собой сочетание как экономических, так административных рычагов. При этом административные рычаги использовались, чтобы запустить экономические механизмы: подправить старые и заставить заработать новые.

Несколько теоретических выводов

Нынешний мировой кризис отдаленно напоминает Великую депрессию своей универсальностью: кризис начался с коллапса финансовой системы, им оказались охвачены все ведущие страны мира и большинство отраслей экономики. Поэтому естественна мысль о возможности применить рецепты «New Deal».

Но надо понимать, что многие рецепты «New Deal» постоянно применялись после Великой депрессии и в течение десятилетий оказывали позитивное воздействие на развитие капиталистической экономики. Среди них: обуздание монополий, которые в развитых странах мира уже никогда не были так всевластны, как в 1920-е годы; внимание к социальной сфере; признание профсоюзов и работа с ними; субсидирование сельского хозяйства в богатых странах с целью ограничения производства.

Общественные (государственные) работы во многих развитых странах мира были со временем замещены государственными заказами частному сектору, в том числе военно-промышленному комплексу.

Все вышеперечисленные механизмы помогали капитализму развиваться в течение десятилетий, но они не смогли предотвратить кризиса, разразившегося в 2008 году.

Очевидно, что действенными лекарствами против нынешнего кризиса, взятыми из 1930-х, могут стать правильные вливания государственных средств в экономику, а именно – направленные на стимулирование платежеспособного спроса и эффективные госинвестиции.

К этим мерам уже с самого начала последнего кризиса прибегают и в США, и в Европе, и в России. Правда, с различной степенью успеха. У администрации американского президента-демократа Барака Обамы денежные вливания в экономику в размере почти $800 млрд принесли пока наибольший успех. Видимо, сказывается опыт «New Deal» 1930-х годов.

Правительства США и Европы сейчас вспомнили и о политике «дешевых денег», т.е. низких процентных ставок по кредитам, чтобы стимулировать промышленность. Подобную политику в течение всех 1930-х годов проводила Великобритания. Но подобная политика возможна в странах с низкой инфляцией, российские же власти – из-за постоянно растущих цен – к ней пока только стремятся.

Кроме того, ясно, что на расчистку всего мирового финансового сектора на этот раз придется потратить намного больше усилий. В 1930-е годы ведущим странам мира удалось это сделать за счет отказа от «золотого стандарта» валют, которого уже давным-давно не существует. Сейчас же предстоит выработать новые принципы мировой финансовой архитектуры.

В то же время совершенно ясно, что в ходе нынешнего кризиса многие правительства, включая американское, повторяют ошибки прошлого. Например, прибегают к протекционистским мерам во внешней торговле, затягивающим выход мировой экономики из кризиса.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

ria.ru

Помощь в кризисе // Иностранный опыт

Великая Депрессия в США 1929-1933 годов. Тяжелый американский кризис

Великая Депрессия была синхронная, всеобъемлющая и затронула все отрасли мировой экономик. По сути, это был мировой экономический кризис, но свое название он получил благодаря эмоциональному состоянию, в котором пребывало общество. Люди действительно погрузились в состояние депрессивного оцепенения.

Уборщица в Правительстве США, фото 1942 года

Причины Великой Депрессия в США

С точки зрения экономической теории Великая Депрессия 1929 года в США наступила вследствие перепроизводства товаров и нехватки денежной массы для покупки этих самых товаров. Так как деньги были привязаны к золоту, а количество этого металла ограничено, возник дефицит денег, а затем и дефицит платежеспособного спроса на товары и услуги. Далее по цепочке работает «принцип домино»: резкое падение цен (дефляция) на товары, банкротства предприятий, безработица, заградительные пошлины на импортные товары, падение потребительского спроса и резкое падение уровня жизни.

Началом Великой Депрессии в США считают 29 октября 1929 г., так называемый «черный вторник». Фондовый рынок обрушился, за один день акции упали на 10 млрд. долларов, что означало исчезновение кредитных денег в размере 10 млрд. долларов. Из-за этого падения фондового рынка 20-25 млн. человек в США понесли убытки.

Есть другая точка зрение о причинах Великой американской Депрессии. Великой Депрессии предшествовал бурный рост американской экономики. Так, с 1917 по 1927 национальный доход США увеличился почти в 3 раза. Было освоено конвеерное производство, бурно развивался фондовый рынок, росло число спекулятивных операций, дорожала недвижимость. Рост производства товаров требовал увеличения денежной массы, а доллар был привязан к золоту.

Перед началом Великой Депрессии золотые запасы США увеличивались не так стремительно, как развивалась экономика. Это обстоятельство привело к появлению скрытой инфляции, так как правительство печатало новые деньги под бурный рост экономики. Тем самым была подорвана обеспеченность доллара золотом, нарастал дефицит бюджет, а ФРС снижал учетную ставку.

Возникла ситуация, когда рост производительности труда в промышленности уменьшился, а количество псевдоденег (векселей, расписок и тд.), наоборот выросло. Этот дисбаланс в экономике и привел к «черному вторнику» 1929 года.
Последствия Великой Депрессии для США и мира

Великая Депрессия в США 1929-1933 годов, выраженная в цифрах, выглядит удручающе.
Уровень промышленного производства в 1933 г. упал на 46% по сравнению с 1929 г. После Великой Депрессия 1929 года промышленность США была отброшена более чем на 20 лет назад, к уровню 1911 г.

ВНП США за 1929-1933 года упал в 1,85 раза с 103.9 до 56 млрд. долларов. Объем безработицы вырос с 3.2% до 25% в 1933 году, что составило около 12.8 млн. человек.
По данным американской Ассоциации по исследованию проблем труда, число безработных было значительно выше — около 17 млн. Около 2.5 млн. человек остались без жилья.

Разорилось около 135 000 компаний, доходы корпораций упали на 60%.
Общая капитализация рынка упала в 4.5 раза с 87 млрд. долл. до 19 млрд. долл. Фермерская недвижимость упала в цене более чем 10 раз. Разорилось около 897 тыс. фермерских хозяйств, т.е. 14.3% от общего числа.

Под удар Великой Депрессии попали и другие страны Запада, такие как Германия, Франция, Великобритания, также пострадали страны Центральной и Юго-Восточной Европы (Япония еще в 1927 году), страны Азии и Латинской Америки.
Великая Депрессия и финансовый кризис 2008 года

Зная о событиях, которые происходили в прошлом веке, невольно проводишь аналогии с сегодняшним мировым финансовым кризисом. Можно с легкостью найти общее у Великой Депрессии и мирового финансового кризиса 2008-2009.

Все опять началось в США, все опять началось с финансового сектора, а затем перекинулось на реальную экономику, фондовый рынок обрушился, потребительский спрос падает, безработица растет, деньги обесцениваются…Что будет дальше? Неужели нас ждет еще одна Великая Деперссия, которая теперь коснется и России?

neftegaz.ru

Выход США из Великой Депрессии и Вторая Мировая Война

Давайте перейдем от слов к делу и посмотрим на эти самые сверхприбыли, заставляющие возбуждаться даже самых безнадежных импостаричков-капиталистов:

Похоже старичкам пора лечиться травками, никаких сверхприбылей у них не наблюдается. И вот почему. А la guerre comme a la guerre, и налоги пришлось конкретно повысить:

Откуда же взялись ресурсы для такого мощного роста налогов (не убивающий экономику)? Ответ известен, резко вырос госдолг и государство сумело обеспечить резкий рост расходов и инвестиций:

И вот тут начинается самое интересное. Считается, что все это оплатили союзники. Ленд-лиз сразу отбрасываем, все поставки составили около $50,1 млрд (22% ВВП 1945 года). Это кажется существенным, однако за уничтоженную в ходе боёв военную технику США возмещения не потребовали. И мы американцам практически ничего не выплатили:

Британия выплатила около 5 млрд, хотя поставлено было продукции на 31 млрд. В общем, ничего выгодного в этих поставках для США не было. Сторонники версии американского обогащения знают об этом, и как правило тему ленд-лиза обходят стороной. Так в чем же профит? Пытаются выкрутиться вот таким образом:

Давайте же посмотрим на этот масштабный поток экспорта (красным — экспорт, синим — импорт, все в % от ВВП):

И что же мы видим? Непосредственно в годы войны экспорт упал, потом вырос, однако этот прирост просто компенсировал провал военных лет. Далее никакого буйного роста не наблюдалось вплоть до 70-х, однако там увеличился не только экспорт, но и импорт. Не понятно, какие тут могут быть претензии к американцам, которые через 20-30 лет после войны нашли рынки сбыта, открыли свой рынок, да и вообще, это общемировой тренд — повышение степени открытости экономик.

Однако кое с чем действительно можно согласиться. Война позволила обеспечить занятость и осуществить резкое перераспределение доходов:

Полагаю, что это помогло экономике перестроиться на удовлетворение потребительского спроса, сделало востребованными частные инвестиции и таким образом запустило цикл экономического роста. Увы, на этот раз, каких-либо существенных изменений в структуре доходов мы не наблюдаем. Остается надеяться, что инфляция и господдержка в конце концов сделают свое дело, избавят от излишних долгов и позволят экономике вернуться к устойчивому росту.

pustota-2009.livejournal.com

Кризис-копилка

История кризисов: Великая Депрессия в США

Экономические кризисы в истории мировой цивилизации занимают почетное место, и один из известнейших кризисов прошлого века — Великая Депрессия в США. В статье, которую мы вам предлагаем – причины возникновения Великой Депрессии, хроника Великой Депрессии, описание антикризисных мер, предпринятых американским правительством.

КАК БОРОЛИСЬ С ВЕЛИКОЙ ДЕПРЕССИЕЙ И СТОИТ ЛИ ТАК БОРОТЬСЯ С НЫНЕШНИМ КРИЗИСОМ

Экономический кризис, поразивший мировую экономику в 2008 году, принято сравнивать с Великой Депрессией. Однако, по иронии судьбы, до сих пор подлинные причины Великой Депрессии неизвестны и активно дебатируются экономистамии историками. В нынешних обстоятельствах результаты этих споров способны оказать значительное воздействие на ситуацию в мире — дело в том, что большинство государств мира пытаются бороться с современным экономическим кризисом с помощью тех же мер, что были применены в 1930-е годы.

Великая Депрессия занимает уникальное место в истории США. И до Депрессии США переживали многочисленные экономические кризисы, однако ни один из них не продолжался более четырех лет (большинство заканчивалось в течение двух лет). Великая Депрессия оказалась втрое дольше всех известных историкам и экономистам кризисов прошлого. Еще одним важным последствием Депрессии стало изменение мира: в большинстве стран, которые более всего пострадали от этого кризиса, приобрели влияние экстремисты (правые и левые). Ряд историков называют Депрессию в качестве одной из причин прихода к власти многочисленных лидеров, наподобие Гитлера (Германия), Франко (Испания), Салазара (Португалия), Хорти (Венгрия) и т.п. Споры о подлинных причинах Великой Депрессии ведутся на протяжении 70-ти лет и, судя по всему, будут продолжаться в будущем. Однако все участники дискуссии сходятся в том, что некоторые вещи можно считать доказанными. Однозначно, что в 1929 году в экономике США и большинства европейских стран проявлялись негативные тенденции, причем признаки кризиса были заметны на протяжении предшествующего десятилетия. Также однозначно, что экономическая политика США 1920-х годов — опора на низкие налоги, малое государственное регулирование экономики, отсутствие внятной антимонопольной политики — не смогли предотвратить рецессию. Третий постулат: первыми из Великой Депрессии выбрались государства (США, Великобритания, Германия, Швеция), которые в той или иной степени использовали кейнсианскую модель, предусматривавшую резкое увеличение государственных расходов и усиление государственного регулирования при не менее резком увеличении дефицита бюджета.

Тем не менее, существуют исследования, авторы которых утверждают, что Великая Депрессия произошла и достигла циклопических масштабов, в первую очередь, в результате неразумных действий властей.

Как это было

В период биржевого бума 1920-х годов большое количество американцев и иностранных игроков брали кредиты на покупку ценных бумаг, рассчитывая вернуть займы после продажи акций, выросших в цене. После того, как биржевые курсы обрушились, банкротами стали многие спекулянты, что, в свою очередь, привело к серьезным проблемам у кредитовавших их банков. Таким образом, важной причиной кризиса вроде бы стало отсутствие государственного регулирования в этой сфере.

Однако в 2002 году экономист Джин Смайли опубликовал книгу «Переоценивая Великую Депрессию». Смайли доказывает, что именно госрегулирование было подлинной причиной кризиса. Он приводит данные, доказывающие, что банки и биржи прекрасно знали об этой практике и, более того, прилагали значительные усилия, чтобы ужесточить правила игры с заемными средствами: в последний раз правила были ужесточены в 1928 году, то есть, за год до начала обвала. По оценкам Смайли, спекулянты оказывали ничтожное влияние на ситуацию на бирже и их крах оказал очень небольшое влияние на положение банков.

Принято считать, что Федеральная Резервная Система США (выполняет функции центрального банка) повинна в кризисе, поскольку недостаточно активно пыталась регулировать рынок. Она, в частности, отказывалась вливать денежные средства в экономику, что привело к резкому сокращению объемов инвестиций и краху большинства индустрий. Однако, по мнению экономист Мюррея Ротбарда, опубликовавшему книгу «Великая Депрессия Америки», в которой были изложены результаты его анализа операций с денежной массой, которые проводила Федеральная Резервная Система, дела обстояли иначе. Ротбард подсчитал, что в период с 1921 по 1929 год (то есть, до начала Депрессии) центральный банк США влил в экономику страны огромное количество денег: в 1929 году объемы подобных вливаний были на 60% выше, чем в 1921-м. По версии Ротбарда, именно обилие свободных денег и доступность кредитов, инспирированные политикой Федерального Резерва, и стали причиной возникновения «биржевого пузыря», лопнувшего в 1929 году.

После биржевого краха 1929 года Федеральный Резерв резко повысил кредитные ставки и стал агрессивно продавать государственные ценные бумаги, чтобы сократить объемы денежной массы и таким образом оздоровить экономику. Однако в книге «Монетарная История США, 1867-1960″, которую написали Милтон Фридман и Анна Шварц, указывается, что именно эти действия Федеральной Резервной Системы привели к сокращению денежной массы США на треть (в период с 1929 по 1933 год), что привело к дальнейшему усугублению кризиса и серии новых биржевых крахов.

Считается, что США начали выходить из экономического коллапса только после того, как Администрация президента Франклина Рузвельта начала реализацию программы резкого увеличения государственных трат. Но Пол Джонсон, автор книги «История Американского Народа», доказывает, что де-факто, американское государство пыталось действовать аналогичным образом еще до прихода Рузвельта к власти. За период с 1930 по 1931 год доля федерального правительства в ВВП США выросла с 16.4% до 21.5%. В основном, бюджетные средства выделялись производителям сельскохозяйственной продукции в надежде на то, что оживление в этом секторе позволит реанимировать всю экономику. Эти меры не помогли — ситуация в экономике продолжала ухудшаться, особо серьезно кризис ударил именно по фермерам.

США и практически все остальные государства мира пытались бороться с Депрессией, защищая собственные рынки от иностранных конкурентов. Логика заключалась в том, что потребители будут покупать отечественные товары, благодаря чему отечественные компании начнут получать прибыль и нанимать новых работников. Барри Полсон, автор книги «Экономическая История Соединенных Штатов», приводит следующие данные: в 1930-м году в США был принят протекционистский закон (назывался Smoot-Hawley Tariff), который повысил таможенные ставки практически на все виды товаров. К примеру, ставка на сельскохозяйственные продукты была повышена с 20% до 34%, ставки на спиртные напитки — с 50% до 60%-ти. До принятия закона импортные часы облагались налогом в 45%, после принятия — 55%, плюс дополнительные $4.50 за каждые часы (примерно $80 по курсу 2008 года). Тогда импорт составлял лишь 6% валового внутреннего продукта США. Однако закон фактически уничтожил многие отрасли американской экономики — к примеру, работу потеряли несколько десятков тысяч рабочих швейных предприятий, поскольку они лишились импортных тканей. Кроме того, международная торговля — всегда дорога с двусторонним движением: американские экспортеры также начали лишаться иностранных рынков, поскольку иностранные правительства предприняли меры по защите своих производителей.

Одним из первых шагов Рузвельта по борьбе с кризисом была программа оздоровления банковского сектора. Государственное регулирование банков было значительно ужесточено. Джим Поуэлл, автор книги «Ошибки Рузвельта: Как Рузвельт и Его Новый Курс Продлили Великую Депрессию», обращает внимание на следующий факт: практически все рухнувшие банки оперировали в штатах, где существовали наиболее жесткие регулирующие нормы. Например, банкам запрещалось открывать новые отделения, диверсифицировать свои кредитные портфели и идти на коммерческий риск, чтобы обезопасить интересы вкладчиков. Тем не менее, несмотря на все эти предосторожности, в США обанкротились тысячи банков. В соседней Канаде, также страдавшей от кризиса, где не было столь жестких правил игры в банковской сфере, не было отмечено ни одного банкротства банка.

krizis-kopilka.ru

Великая депрессия породила в Америке 1930-х разгул бандитизма. Криминальный беспредел вызвал к жизни ФБР. О том, как экономический кризис способствовал созданию силового монстра — исследование Брайана Барроу*

Утро было блеклым, как вся эта эпоха. Моросил дождь. Сто тысяч человек молча стояли вокруг Капитолия в напряженном ожидании. Кто-то спросил, показывая на крыши домов: «Что там за штуки, птичьи клетки, что ли?» «Пулеметы»,— ответила одна из женщин.

Люди действительно чувствовали себя как на войне; они и стояли, словно контуженные. Страна, к которой они привыкли — тучная и счастливая Америка века джаза, бутлегерства и самогона из терновых ягод,— исчезла разом, как после вражеской бомбардировки. Женщины, еще недавно отплясывавшие по вечерам чарльстон, теперь шаркали ногами в очередях за хлебом.

Протрубил горн. Избранный президент, нетвердо ступая, прошел к кафедре. Председатель Верховного суда Чарльз Эванс Хьюз прочел клятву. Когда он закончил, Франклин Делано Рузвельт занял место за кафедрой и крепко ухватился за ее края. Лицо его было мрачно. Он заговорил:

— Народ хотел активных действий, и мы к ним приступим. Я буду просить конгресс дать мне последний недостающий инструмент для преодоления кризиса — широкие полномочия для ведения войны с опасностью. Я буду просить таких же полномочий, какие я получил бы в том случае, если бы мы были оккупированы врагом.

В то утро никто не мог предположить, что метафорическая «война», к которой призывал Рузвельт, действительно обернется выстрелами, кровью и смертью на американской земле. Эта битва разрежет страну, словно взмах косы. Она начнется на вокзале в Канзас-Сити, захлестнет улицы Чикаго, накроет своим саваном домики в Северном Висконсине, пыльной бурей пронесется по сонным фермам в Оклахоме. Поля битв окажутся разбросаны от Атлантик-Сити до Далласа и от Сент-Пола до Флориды. Но сражаться при этом будут не солдаты, а совсем другие люди — служащие пока неизвестного широкой публике подразделения Министерства юстиции.

Трансляцию инаугурационной речи слушала группа правительственных чиновников, расположившаяся в кабинете на 3-м этаже здания на углу Вермонт-стрит и Кей-стрит в центре Вашингтона. В чем состояла их работа, не знал почти никто, кроме членов их семей. Их боссом был приземистый человек 38 лет, с приплюснутым носом и вечными мешками под глазами-бусинками. Многие подмечали его сходство с бульдогом. Сейчас, когда после его смерти прошло более 30 лет (он умер в 1972 году), трудно представить, что были времена, когда Гувер еще не превратился в монументальную «забронзовевшую» фигуру — в того, чьих секретных архивов боялись американские президенты, кто дал зеленый свет тирании сенатора Джозефа Маккарти, кто преследовал самых разных людей, вошедших потом в американскую историю: Мартина Лютера Кинга, Элджера Хисса, супругов Розенберг.

Сорок лет он отвечал за обеспечение правопорядка в Америке — так долго, как никто ни до, ни после него,— и в одиночку создавал первую общегосударственную полицейскую машину. Его наследие столь же сложно и неоднозначно, как и он сам. До Гувера правоохранительные органы представляли собой мешанину из офисов шерифов отдельных округов и городских полицейских управлений. Часто и те и другие были коррумпированы. Именно Гуверу удалось добиться эффективности, профессионализма и централизованного управления. Но его достижения опорочены злоупотреблением властью: повсеместным подслушиванием телефонных переговоров, незаконными вторжениями в дома, а в поздние годы и преследованиями правозащитников.

Гувер добился власти быстро — и это произошло во время великой криминальной волны 1933—1934 годов. До начала войны с преступностью он был безвестным чиновником, а организация, в которой он служил, пыталась избавиться от шлейфа скандалов в прошлом. Через 20 месяцев он стал национальным героем, прославляемым в кинофильмах, книгах и комиксах. Всего 600 дней потребовалось для создания нового ФБР.

В 1933 году Гувер был директором одного из департаментов Министерства — Бюро расследований (не федерального — этот статус организация получит только два года спустя) — и возглавлял его уже девять лет, с 1924 года. Это была мелкая и очень странная по своим функциям организация, «Бюрократический ублюдок», как обозвал ее один из недоброжелателей. Функции Бюро заключались в расследовании преступлений федерального значения — от подстрекательств к мятежу до поисков автомобилей, угнанных из одного штата в другой, побегов из федеральных тюрем и правонарушений, совершаемых в индейских резервациях. История Бюро пестрела позорными пятнами. Оно было основано в 1908 году в связи с расследованиями антитрестовских дел и превратилось в рассадник коррупции.

Агенты ФБР не имели права производить аресты. Если им требовалось арестовать преступника, они должны были прибегать к помощи местных полицейских. К тому же им не разрешалось носить оружие. Это были скорее сыщики, чем полицейские.

Юристу Джону Эдгару Гуверу исполнилось всего 29 лет, когда его назначили директором этой организации, с тем чтобы он вычистил авгиевы конюшни.

Первым делом он решил заменить агентов на местах. Гувер твердо знал, кого он хочет видеть в штате: ему были нужны молодые, энергичные белые в возрасте от 25 до 35 лет, с юридическим образованием, смышленые, умеющие формулировать свои мысли, аккуратные и выросшие в приличных семьях. Словом, ему требовались люди такие же, как он сам. И он их нашел. Уже через несколько недель Гувер положил конец протекционизму при приеме на работу и стал набирать сотрудников по способностям. Желавших служить в ФБР оценивали по критериям «уровень интеллекта», «поведение во время интервью», а также по внешнему виду.

В своей организации Гувер правил самовластно, и сотрудники боялись его как огня. Ревизоры могли нагрянуть в местные отделения в любой день без всякого предупреждения и записать всех, кто опоздал на работу хотя бы на минуту. Гувер не терпел бездельников и нерях, требовал строжайшего соблюдения новых правил поведения. Малейшее нарушение дисциплины влекло за собой увольнение. Когда глава Денверского отделения предложил посетителю выпить у себя в рабочем кабинете, его тут же отправили в отставку.

«Я хотел, чтобы Бюро расследований и Министерство юстиции в целом рассматривались как сообщество джентльменов»,— объявил Гувер в 1926 году.

Полицейские видели в безоружных людях Гувера жалких дилетантов и прозвали фэбээровцев диджеями и ребятами из колледжа. В чем-то копы были правы. Почти ни у кого из новых сотрудников не было опыта столкновений с преступниками. Гувер заявлял во всеуслышание, что у него все сотрудники имеют юридическое образование, однако в то же время потихоньку набирал не только юристов, но и ветеранов полиции с юго-запада. Эти «ковбои» пили, жевали табак и сплевывали на пол, но на их поведение директор закрывал глаза, потому что они умели искать и находить преступников. В нарушение правил некоторые из них продолжали носить оружие. В Вашингтоне Джон Кит таскал с собой кольт 45-го калибра, в Далласе Чарльз Винстед не расставался с большой винной бутылкой, а в Чикаго бывший техасский рейнджер Джеймс Уайт по прозвищу Док носил за поясом кольт с костяной рукояткой, а в голенище — большой нож.

Агенты ФБР выполняли всю работу по розыску бандитов, но, когда дело доходило до ареста, они были вынуждены уступать место полицейским сыщикам. «Помню, обнаружили мы дом, где скрывается преступник,— вспоминал Хью Клегг.— Звоню в полицию. Полицейский мне говорит: «Ты становись у задней двери, а я пойду через центральный вход». Я подобрал кусок кирпича, стою у задней двери и молюсь, чтобы бандит не вздумал уходить этим путем».

Гувер занимался только административной работой. Он редко покидал свой вашингтонский кабинет, уставленный красивыми китайскими безделушками. Он лично не произвел ни одного ареста, не говоря уже о том, чтобы хоть раз выстрелить из револьвера. Расследования вели главы местных отделений, а директор наблюдал за их работой и, если ему что-нибудь не нравилось, отправлял им гневные послания. Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что по-настоящему компетентных сотрудников у них совсем немного.

Шанс попасть в центр общего внимания появился у Гувера лишь в июне 1932 года, после принятия так называемого закона Линдберга. За три месяца до этого в Хопуэлле (Нью-Джерси) был похищен и убит маленький сын Чарльза Линдберга. По новому закону похищение человека стало рассматриваться как преступление федерального значения, но при условии, что похититель или его жертва пересекли границу штата. Преступный мир осознал, что при похищении людей можно с легкостью получать огромные выкупы, и количество таких преступлений стало стремительно расти. Начиная с февраля 1933 года, когда в Денвере был похищен миллионер Чарльз Бетчер III, агенты ФБР включились в расследования подобных дел и участвовали в раскрытии примерно десяти из них. Фэбээровцы наконец-то оказались причастны к делам, которые привлекали внимание широкой публики.

Репортажи о новом виде преступлений подливали масла в огонь дебатов на тему: нужна ли нам федеральная полицейская служба? С одной стороны, раздавались голоса сторонников реформ, обвинявших местную полицию в коррумпированности и неспособности справиться с новым поколением преступников, для которых пересечь границу штата все равно что перешагнуть трещину на тротуаре. Но с другой стороны, сильны были и позиции местных — городских и окружных — властей, не собиравшихся отдавать федералам свою территорию. Их поддерживали и некоторые конгрессмены: они заявляли, что введение общенациональной полиции — это первый шаг к созданию американского гестапо.

Гуверу были необходимы ощутимые успехи, уголовные дела, которые сделают его публичной фигурой и продемонстрируют, что ФБР неузнаваемо изменилось. И Гувер получил все это, однако способ оказался необычным: славу принесла борьба с теми преступниками, на деятельность которых юрисдикция Бюро никак не распространялась, — с грабителями банков.

Бандит на автомобиле

Волна грабежей банков явилась и следствием технического прогресса, продемонстрировавшего несовершенство механизмов полицейской защиты. После войны у бандитов появилось гораздо более мощное оружие, чем прежде, тут надо в первую очередь отметить автомат Томпсона, способный производить 800 выстрелов в минуту. Он давал бандитам преимущество в огневой силе по сравнению со всеми (исключение составляли специально вооруженные полицейские, в основном городские). Успеху грабежей способствовали автомобили, особенно новые модели с надежным и мощным восьмицилиндровым двигателем V-8. Пока деревенский шериф вручную заводил свой старенький «Форд-А», бандит успевал укатить очень далеко. «В 75 процентах всех преступлений сегодня задействуется автомобиль,— писал один из аналитиков в 1924 году.— Машины и хорошие дороги значительно увеличили количество некоторых видов преступлений. У нас теперь появился тип бандита на автомобиле, который действует только при помощи машины, независимо от того, собирается ли он грабить банк, жилой дом или просто обобрать пешехода».

Местная полиция оказалась к этому не готова: ей не разрешалось преследовать машины бандитов, пересекавшие границы штатов. Поэтому особенно привлекательными для преступников оказались именно границы штатов. Самую печальную известность получил район, где сходились штаты Миссури, Оклахома и Канзас. Однако центральное правительство на помощь не спешило: ограбление банка не считалось федеральным преступлением.

В такой ситуации грабежи банков становились все более заманчивым занятием для простого народа на Среднем Западе, тем более что деньги было на что потратить. В 1920-е годы развернулось производство товаров массового спроса: одежда, стиральные машины, радиоприемники — все это поступало в продажу. Однако засуха и последовавший за ней спад в сельском хозяйстве привели к тому, что очень немногие фермеры могли позволить себе приобрести то, что красовалось в витринах магазинов. А одно-единственное ограбление банка давало возможность изменить всю жизнь. В то время как средний доход на душу населения в штатах вроде Оклахомы или Миссури опустился до уровня 500 долларов в год, ограбление банка сулило 10 тысяч за одно утро.

А бандитом, который первым вышел на новый уровень в деле грабежей банков, оказался Герман К. Ламм по прозвищу Барон, немецкий эмигрант, родившийся в 1880 году. Он первым догадался «выслеживать» банки, то есть, прежде чем идти на дело, устанавливал слежку за охранниками и кассирами, получал сведения о системе вызова полиции. Банки он именовал «кувшины», а человек, ведущий слежку, назывался у него «маркировщик кувшинов». У каждого из членов банды Ламма была определенная функция: один стоял на шухере, другой сидел за рулем автомобиля, третий отвечал за ту часть помещения, где находились посетители банка, четвертый сразу направлялся в хранилище за деньгами. Самым важным изобретением Ламма были специальные дорожные карты («мерзавчики»), на которых размечались все возможные пути ухода. Явиться в банк с дробовиком и забрать деньги способен любой подросток, самое сложное — уйти целым и невредимым. «Мерзавчики» Ламма, крепившиеся к приборной панели автомобиля, избавляли бандитов от необходимости выискивать пути отхода.

Голливуд на службе ФБР

Историки всегда высоко оценивали работу фэбээровских специалистов по связям с общественностью, которые в середине 1930-х годов способствовали появлению массы комиксов, газетных статей и книг, но зимой 1935 года эта работа еще только начиналась. Решение заняться популяризацией ФБР на самом деле принял не Гувер, а министр юстиции Гомер Каммингс. В августе 1933 года Каммингс, пытаясь довести до сведения публики информацию о предпринятых усилиях по борьбе с преступностью, встретился с вашингтонским колумнистом Дрю Пирсоном и спросил у него совета, как лучше всего поступить. Пирсон и его коллеги предложили разрекламировать именно ФБР, и Каммингс нанял для этого бруклинского газетчика Генри Сайдема. Сайдем, в свою очередь, привлек Кортни Купера, журналиста с ярким стилем, мастера криминального жанра. С конца 1933 года Купер опубликовал в журнале «Америкэн мэгазин» серию из 16 статей, в которых Гувер предстал центральной фигурой войны с преступностью. В одной из этих статей о директоре ФБР говорилось как о «великом мастере сыска, который не подходит под привычный нам образ сыщика». Гуверу статьи Купера настолько понравились, что он стал писать вместе с этим журналистом книгу. Куперу выделили собственный стол в центральном офисе ФБР и предоставили возможность беседовать с любыми агентами и читать любые написанные ими документы.

И все-таки легенду о «людях правительства» создал не Гувер и даже не Кортни Купер. Ее создал Голливуд. Уже через несколько дней после уничтожения членов банды Баркеров до Гувера дошли слухи, что на студии «Уорнер бразерс» пишется сценарий под названием «Люди правительства». В анонсах эту картину рекламировали как «первую великую историю людей, которые вели войну Америки с преступностью».

В ФБР обсуждали, стоит ли соглашаться, чтобы их называли «люди правительства», но в конце концов согласились. В главной роли молодого агента ФБР снялся Джимми Кэгни. Его герой сражался с бандой злодеев-похитителей. Всего за несколько дней фильм сделал то, чего не смогли сделать действительные события: превратил Гувера в общенациональный символ — в главу тех сил, которые борются с преступностью. Фильм стал настолько популярен, что до конца года вслед за ним появилось еще семь лент о деятельности ФБР: начиная с «Героя общества N 1» и до «Стреляй в них!». Гувер постоянно давал интервью и позировал для фотокорреспондентов. В офисы Бюро шли потоки писем от восторженных поклонников. Нежданно-негаданно Гувер и ФБР стали олицетворением правосудия и сильной власти.

Книга «Десять тысяч врагов общества» появилась на гребне этой волны и сразу попала в список бестселлеров. В ней гуверовская версия войны с преступностью была представлена в виде целостного рассказа, а славные ребята из ФБР оказались полными антиподами бандитов, с которыми они боролись.

Повышение значимости Бюро на волне борьбы с «врагами общества» было в целом с одобрением встречено прессой. Протестовала только горстка либеральных печатных органов. В ноябре 1934 года журнал «Харперс» задавался вопросом: «Сколько людей сейчас знают о существовании общенациональных полицейских сил?». Затем журнал цитировал документ, в котором конгресс наделял новые правоохранительные органы широкими полномочиями, и добавлял: «Как бы яростно ни поддерживала все это пропаганда, следует признать: никогда еще не принимался менее необходимый и более опасный закон». Однако еще долгие десятилетия эту озабоченность не будет разделять никто из тех, к чьим голосам общество могло прислушаться.

В годы, последовавшие за окончанием войны с преступностью, критики поставили под вопрос почти все, что ее касалось. Была ли она необходима? Неужели грабители банков из провинции действительно представляли собой угрозу национальной безопасности, как заявляло ФБР? Некоторые историки выдвинули тезис о том, что война была не более чем пиар-кампанией, в ходе которой федеральный великан давил ногами мелких насекомых-уголовников, и началась она, поскольку личные амбиции Гувера совпали с некоторыми политическими нуждами рузвельтовской администрации в период осуществления «Нового курса».

Строго говоря, вся кампания привела к раскрытию только четырех крупных уголовных дел: похищение Автоматом Келли Чарльза Уршела, похищение бандой Баркеров—Карписа Эдварда Бремера и Уильяма Хэмма, преследование Диллинджера, бойня в Канзас-Сити. Она не распространилась ни на чикагский синдикат, ни на мафиози-итальянцев, ни на фальшивомонетчиков, ни на других преступников. Грабежи банков, несомненно, были проблемой в 1933 году, но не настолько серьезной, чтобы требовалось вмешательство федералов. И все-таки утверждения, что война с преступностью всего лишь пиар-кампания, безосновательны. Все же начало ей положили реальные события.

Никто из участников войны не верил в то, что она положит конец преступности как таковой или уничтожит всех особо опасных бандитов. Война с преступностью была направлена прежде всего против самой идеи допустимости преступления, которую принимали в те годы слишком многие американцы. Если судить об итогах кампании с этой точки зрения, то нельзя не признать, что она увенчалась успехом. Как только ФБР начало действовать, количество похищений немедленно и резко сократилось.

Судебное преследование лиц, покрывающих преступников, на котором так настаивал Гувер, постепенно уничтожило пристанища бандитов. Воздействие войны с преступностью на общество оказалось серьезным и долговременным. Если суммировать ее итоги в нескольких словах, то можно сказать, что война послужила мощным доказательством эффективности «Нового курса» администрации Рузвельта и внушила людям мысль о необходимости сильного центрального правительства. В более широком смысле она позволила поверить, что американские ценности могут преодолеть все, даже Великую депрессию. Когда миновал кризис, поражение преступников начали рассматривать как поражение самой депрессии, а пьедесталы, на которых раньше красовались гангстеры, заняли совсем другие люди, воплощавшие понятия чести и моральной безупречности.

* Книга «Джонни Д. Враги общества» выходит в издательстве «Азбука».

Брайан Барроу (род. 1961), спецкор журнала Vanity Fair, писатель-документалист. Журналистскую карьеру начал в газете в The Wall Street Journal. Международную известность ему принес роман-расследование «Варвары у ворот» (1990) об истории падения одной из крупнейших табачных и пищевых корпораций RJR Nabisco. Книга «Враги общества» (2004) также стала бестселлером, в июле этого года в прокат выходит ее экранизация (режиссер Майкл Манн, в главной роли — Джонни Депп).

www.kommersant.ru